Убийцы, найдя мое ложе пустым, не долго пробыли там, бедная обстановка моей комнаты не обещала им добычи. Несколько книг, бывших у меня, разорванными валялись на полу, в одну из них я спрятал письмо дяди, когда меня застал Боккар; оно выпало оттуда, и я взял его. Всю мою наличность я еще с путешествия носил на себе в поясе.
Я уложил Гаспарду на постель, где она, бледная, казалось, дремала, и, стоя рядом с ней, размышлял, что предпринять. Она была одета невзрачно, в платье служанки, вероятно, потому, что хотела бежать вместе со своим приемным отцом. Я был в мундире швейцарской гвардии.
Дикое отчаяние охватило меня при мысли о преступно пролитой дорогой и невинной крови.
– Прочь из этого ада! – вполголоса сказал я про себя.
– Да-да, прочь из этого ада! – повторила Гаспарда, открывая глаза и приподнимаясь на ложе. – Мы не можем оставаться здесь. Бежим через первые же ближайшие ворота.
– Подожди, – возразил я. – Тем временем настанет вечер, и сумерки, быть может, облегчат нам бегство.
– Нет, нет, – решительно сказала она, – ни мгновения я не останусь в этой луже! Что нам до жизни, если мы можем умереть вместе!.. Пойдем прямо к ближайшим воротам. Если на нас нападут и захотят оскорбить меня, ты заколешь меня и убьешь двух или трех из них, тогда мы, по крайней мере, не умрем неотомщенными. Обещай мне это.
Немного подумав, я согласился, так как и мне казалось лучше во что бы то ни стало положить конец беде. Убийства могли вновь начаться, а ворота по ночам охранялись тщательнее, чем днем.
Мы отправились в путь, медленно идя рядом по пропитанным кровью улицам, под синим безоблачным небом.
Беспрепятственно мы достигли ворот.
Под воротами, перед дверью в помещение караула, стоял, скрестив на груди руки, лотарингский воин с повязкой Гизов, устремивший на нас свой острый взгляд.
– Странные птички, – засмеялся он. – Куда направляетесь, господин швейцарец, с вашей сестричкой?
Нащупывая рукоять моего меча, я подходил, решив пронзить ему грудь, ибо я устал жить и устал лгать.
– Клянусь рогами сатаны! Вы ли это, господин Шадау? – сказал лотарингский капитан, при последнем слове понижая голос. – Войдите, здесь вам никто не помешает.
Я взглянул ему в лицо, стараясь вспомнить его. В памяти моей всплыл образ богемца, моего бывшего учителя фехтования.