Англичанин взял обе руки Казиля и пожал их, прошептав с волнением:
– Доброе, благородное сердце! Ты любишь моего отца, любишь моего брата. А я, в свою очередь, буду любить тебя!
По бронзовой щеке молодого индуса скатилась слеза.
– А дикари не лишены чувств, честное слово, – вымолвил Стоп, с изумлением наблюдавший эту сцену. – Если бы у них еще была хорошая кухня…
Глава III
Таинственное посещение
Прошло полчаса.
Огонь продолжал гореть благодаря веткам, подбрасываемым Казилем в костер. Ветер снаружи бушевал все сильнее, но дождь перестал, молнии сверкали реже, изредка гремел гром.
– Гроза, кажется, проходит, – сказал путешественник, парусиновое пальто которого сохло у костра.
– Да, – ответил Казиль, – я ошибся, считая, что ураган продлится всю ночь, через два часа все кончится.
– И тогда мы сможем продолжать путь.
– Нет, господин. О путешествии раньше восхода солнца нельзя и думать.
– Почему?
– Нужно переждать, пока вода стечет с горных дорог. Поверьте мне и спите спокойно. Я вас разбужу, как только увижу, что можно двинуться в путь.
– Да, да, ваша честь, – поддержал мальчика Стоп, едва сдерживая зевоту. – Поспим, дремота одолевает меня…
– А ты? – спросил англичанин Казиля.
– Я буду бодрствовать.
– Разве ты из железа?
– Да, – просто ответил Казиль.
«Какой счастливец! – подумал Стоп. – Мне бы такую выносливость. У меня же подкашиваются ноги».
– Ладно, – сказал путешественник. – К тому же меня что-то лихорадит после этого ливня. Я с удовольствием отдохну час или два. Советую последовать моему примеру и Стопу.
– Благодарю, ваша честь, я непременно воспользуюсь вашим позволением.
Казиль разложил подушки у стены, и путешественник тотчас же прилег на них. Стоп, не имея подушек, растянулся на полу, проклиная жесткие плиты.
Что касается Казиля, то молодой индус, скрестив на груди руки, прислонился к стене напротив входа и стал потихоньку напевать какую-то индусскую мелодию, сходную по монотонности с напевом колыбельной песни, которой кормилицы во всех странах мира убаюкивают детей.
Не прошло и трех минут, как Стоп захрапел.
Глаза его господина оставались открытыми немного дольше, но постепенно его взгляд, устремленный на мрачный купол храма, потерял способность различать цвет и форму. Усталость взяла верх. Веки опустились, и он тоже заснул богатырским сном.