– Послушайте-ка, юно… молодой… Барон, – с трудом начал Магистр, обвиняюще наставил на альбиноса острый шпиль носа, – мы знаем, что вы знаете, что мы знаем. Поэтому давайте прекратим эту комедию. Я спрошу у вас единственную вещь, и надеюсь, что вы проявите благоразумие. Итак… Где логово Пустотников?..
Вопрос прозвучал значительно тише, нежели все остальное. Краулер, однако, не стал делать вид, что не расслышал.
– Раз уж вы знаете, что я знаю, что вы знаете, – ничуть не смутившись, сказал он, – то…
Близнецы нагнулись, нависли, придвинулись вплотную. Вытянутые физиономии удлинились еще больше, глаза едва не выпрыгивали наружу, носы возбужденно дрожали, отчего мерзкие капельки, повисшие на самых кончиках, грозили сорваться вниз, но все почему-то не падали, что производило отчасти гипнотический эффект. Означенная близость Леонарда не на шутку устрашила, однако, он сразу понял, в чем тут дело. Преимущество на его стороне, ведь на рожах Айронгрейвсов обосновались порочные и характерные маски: лица игроков в рулетку, сделавших последние ставки, и ждущих, когда же чертов шарик остановится.
Альбинос дал ему пробежать еще немного, после чего произнес:
– …То я, в любом случае, не правомочен говорить.
Магистры разочарованно выпрямились.
– Ты разочаровал меня, Гирудо, – вздохнул Кридус, вновь переходя на «ты». – Да, я был о тебе лучшего мнения. И чем, скажи, обоснован твой отказ?..
Краулер пожал плечами.
– Тем, что я обещал не открывать эту тайну. В особенности – вам, господа. Впрочем, если вы все знаете, и я знаю, что вы знаете, то нет нужды в том повторяться.
– Вздор!.. – пискнул Вурдалак, и Голди вторила ему с пола. – Кому ты обещал?!. Старому безумцу, сидящему в клетке? Да обещай ему что угодно – хоть луну с неба, – у него не осталось ни гордости, ни чести!.. Знаешь ли ты, сколько раз он сам обещал кому-то жизнь, а потом с диким хохотом сажал их на кол?..
Магистр не кричал, как ни пытался, а, скорее, пищал, и физиономия его раскраснелась от натуги.
– Мне не известны точные цифры, – с достоинством ответил Леонард. – Кроме того, я не могу согласиться с пассажем насчет гордости и чести. В ином случае, мне пришлось бы признать, что честь аристократа – субстанция в высшей степени текучая и тленная, подобно спирту или ртути, а я к такому шагу совсем не готов. Мое слово, как учил меня отец, стоит дороже любых богатств.