Натягивали такелаж, и по всей палубе были разложены тросы, но Хорнблауэр различал за мнимым беспорядком стройную, отлаженную систему. Бухты троса на палубе, кучки работающих матросов, на полубаке команда парусного мастера сшивает марсель – все производило впечатление неразберихи, но то была неразбериха организованная. Строгие приказы, которые он отдал своим офицерам, пошли на пользу. Команда «Лидии», когда ее перевезли на «Сатерленд», не дав и дня погулять на берегу, чуть не взбунтовалась – теперь она снова управляема.
– Старшина судовой полиции хочет доложить, сэр, – сказал Грей.
– Пошлите за ним, – отозвался Хорнблауэр.
Старшина судовой полиции, некто Прайс, отвечал за поддержание дисциплины на корабле. Хорнблауэр его еще не видел. Он решил, что речь пойдет о наказании за служебный проступок, и со вздохом придал лицу выражение неумолимой суровости. Возможно, придется назначать порку. Хорнблауэру претила мысль о крови и мучениях, но впереди долгое плавание, команда на взводе, и, если потребуется, надо драть без всякого снисхождения.
Прайс появился на переходном мостике во главе необычной процессии. Тридцать человек шли, попарно скованные наручниками, только последние двое заунывно звенели ножными кандалами. Почти все были в лохмотьях, ничем решительно не напоминавших моряцкую одежду. У многих лохмотья были из дерюги, у других – из плиса, и, приглядевшись повнимательнее, Хорнблауэр угадал на одном нечто, прежде бывшее молескиновыми штанами. А вот на его напарнике явно когда-то был приличный костюм – черный суконный, теперь он порвался, и в прореху на плече выглядывало белое тело. У всех были всклокоченные бороды – черные, рыжие, желтые и сивые, у всех, кроме лысых, торчали в разные стороны грязные космы. Два суровых капрала замыкали шествие.
– Стоять, – приказал Прайс. – Шапки долой!
Процессия замялась и остановилась. Одни тупо смотрели на палубу, другие испуганно озирались.
– Это что за черт? – резко осведомился Хорнблауэр.
– Новобранцы, сэр, – сказал старшина. – Солдаты их привели. Я расписался в приемке.
– Откуда они их взяли? – так же резко продолжал Хорнблауэр.
– С выездной сессии суда в Эксетере, сэр, – произнес Прайс, извлекая из кармана список. – Четверо – браконьеры. Уэйтс – тот, что в молескиновых штанах, сэр, – воровал овец. Вот этот в черном – двоеженец, сэр, – прежде был приказчиком у пивовара. Остальные все больше воры, кроме этих двух – они поджигали стога, да тех двух в кандалах. Их осудили за разбой.