Несовершеннолетний век - страница 6

Шрифт
Интервал


Но в новом все следуем тем же законам.


Всю юность родительским следом идем,

И лишь распознав заблуждений обманы,

Мы мысли чужие слагаем костром,

Но детям своим ставим те же капканы.


Мы праздники пышные дарим гостям,

Но тень одиночества в длинном бокале,

И верим наивно цветным новостям,

В которых о главном, боясь, умолчали.


Нам жалко бездомных собак и детей,

Но в скорби в глаза их вглядеться боимся,

Их бросили просто, из праздных затей,

Но в жалости их полюбить не стремимся.


За тысячей разных бездействий и действ

Надежда родится под грудой смятений,

А вдруг, это ложь – неизбежная смерть?

Раз жизнь – череда дорогих заблуждений.

(май 2017)


Тяни-толкай


Ожидается ль время великих свершений?

Иль металл назовется, оформивший век?

Наконец оправдав суету настроений,

В коей маленький нынче парит человек.


Или замерли в сером безвременье стрелки

На ноле циферблата великих часов?

Где любые потуги к свершениям мелки,

До поры, когда встряска запустит их ход.


Иль страниц календарных окончены числа,

Где указан дальнейшей динамики бег?

Иль затерлась строка с указанием смысла,

И чтецы заблудились в сумбуре огрех?


Или воля иссякла в бреду заблуждений,

Где эпоха с развитием встали на край?

Превратившись в процессе идей порождений,

В двухголового зверя «тяни и толкай»?

(июнь 2017)


***

Теперь у меня нет знакомых,

И детства нет старых друзей,

Нет тревог и путей вероломных,

И прежних иссохших идей.


Нет пустого сутулого бега,

Нету страха седой темноты,

И та скупость истлевшего брега

Моих мыслей не судит черты.


Я не жду уж промозглую зиму,

Где умел раствориться в толпе,

Чтоб глядя́ в одинокие спины

Я задуматься мог о себе.


Не нужна мне чужая награда,

Иль другая поклонная блажь,

Для меня изощренней отрада –

Белый лист да простой карандаш.


Где в оглохшем спокойствии комнат

Проявляются лиц облака,

И за трепетом ночи бессонной

Открываю чужие глаза.


И смотрю через них словно в хмеле,

То старик я с седой головой,

Иль ребенок на старой качели,

То солдат, опаленный войной.


Иль художника щурится веко,

Мастихином тяну светотень,

Иль губами уставшего грека

В храме Зевса целую ступень.


Вот уж черный гребец на галерах,

В такт другим напрягаю весло,

Иль торговец с небрежной манерой,

Выбираю парчу и сукно.


Зверем черным бреду среди ночи,

И охотником следом крадусь,

И вернувшись в звериные очи,

С рваной раной в валежник забьюсь.