– Она, говорят, высказывается в самом миролюбивом тоне, – вставил король.
– Именно поэтому-то я и думаю, что в обоих лагерях готовы на всякую крайность. Если б вопрос шел только об угрозах и имелся в виду лишь один дипломатический компромисс, то правительственные газеты метали бы громы и молнии. Но меня тревожат именно эти мирные заявления. Каждый ищет лучшего casus belli[36] и хочет свалить вину разрыва на своего соперника. Я убежден, что война будет объявлена в самом скором времени, если не совершится какое-нибудь чудо. Граф Платен, однако, не хочет этому верить.
– Страус! – сказал король.
Мединг улыбнулся и продолжал:
– Но для Вашего Величества и для Ганновера это положение дел опаснее, чем для кого бы то ни было. Пруссия, доведенная до крайности, не остановится ни перед какими соображениями.
– Но ведь я уже сказал, что желаю оставаться нейтральным во что бы то ни стало?
– Это так, Ваше Величество, однако у нас нет никакого трактата. Граф Платен говорил князю Изенбургу в общих словах о намерениях Вашего Величества оставаться нейтральным, но, боясь возбудить толки во Франкфурте и Вене, не заключил никакого формального условия.
– А вы считаете формальное условие необходимым?
– Совершенно. Пруссия теперь еще не откажется его подписать, а раз подписав, не изменит слову. В момент действия могут потребовать больше, а после победы, я думаю, формальный трактат о нейтралитете послужил бы гарантией самостоятельности, даже дальнейшего существования Ганновера.
Король вздрогнул.
– Неужели вы полагаете, – спросил он, – что в Берлине могут посягнуть на существование Ганновера?
– Полагаю. Предстоящая борьба будет борьбой за существование, древняя Германия распадется в прах. При таких условиях не станут стесняться особыми соображениями.
– Но позвольте, – прервал король, – мне со всех сторон говорят, что союз с Пруссией может погубить Ганновер в случае победы Австрии.
– Слышал я эти рассуждения, но признаюсь, не понимаю их. Если бы даже Австрия победила, неужели она уступит Ганновер Пруссии? Кроме того, Вашему Величеству известно, что я не верю в австрийскую победу.
Король помолчал.
– Трудное положение, – сказал он потом. – Еще вчера был здесь сэр Чарлз Уэйк и убеждал меня твердо держаться союза и Австрии. Он привез письмо от лорда Кларендона в том же смысле.