– Для того чтобы это понять, не нужно было вешаться. А теперь скажи, почему так поступила?!
– Сегодня вечером он женится… Я не смогу с этим жить… с этим… – полушёпотом произнесла я.
– Так… – видно, как Сахиль глубоко задумался.
– Я не могу это стерпеть…
Сахиль, услышав последние слова, весь побледнел, подбежал ко мне, впечатал в мой лоб свой поцелуй и убежал прочь из палаты головой вперёд, как подводная боеголовка.
Прошёл час, потом два, потом пять. Уже стемнело за окном. А Сахиля всё нет и нет. Моё сердце, скреплённое тысячами невидимых нитей с другим, чувствует трепет. Я знаю, что-то случилось… Иначе не было бы этого, на первый взгляд, беспричинного волнения.
Надо отвлечься, иначе сойду с ума. Но чем отвлечься? Вокруг лишь темнота, заключённая стенами палаты… Надо подойти к окну – люблю смотреть на огни ночного города… Хотя нет, ещё рано, у меня едва хватает сил, чтобы просто принять сидячее положение в кровати. Просто посижу…
Тишина… хотя нет – слышу высокочастотный шум, похожий на треск, откуда он несётся? Мне кажется, этот треск воспринимается не моими ушами, а тем чувствительным пятном на левой голени: когда закрываю то место ладонью, треск исчезает… Это сенсорное «окошко» размером где-то пять на семь сантиметров. К нему даже страшно дотрагиваться: этот «дисплей» такой чувствительный, что кажется, легче прикоснуться к глазному яблоку, чем к нему. Удивительно, что это пятно продолжает функционировать; может, к утру его гиперчувствительность утихнет.
Слышу в коридоре, прямо у моей палаты, громкий смех заигрывающих друг с другом разнополых студентов-медиков: они на ночном дежурстве. «Вы потише! В этой палате отдыхает пациент!» – это, вероятно, медсестра, пытающаяся сохранить порядок в отделении. Она заботится о моём покое. Но почему мне стало так неспокойно, когда она сказала эти слова? «Пациент»… всё дело в этом слове… Сейчас начинаю вспоминать, кто я на самом деле.
Как же меня раздражает, когда меня называют чужеродными эпитетами: пациентом, а не пациенткой, молодым человеком, а не девушкой. С детства мне казалось, что я привыкну к этому недоразумению. Наверное, можно привыкнуть ко многому за четверть с небольшим века, что я прожила. Но естество половой природы, что кроется не в половых органах (как это ошибочно принято), а в головном мозге, настолько живо, что, кажется, гендерность первоначальнее меня самой. Обычно людям везёт: и гениталии, и головной мозг развиваются в одном векторе ещё до рождения. Мне же в этом отношении не так свезло.