Джонатан помолчал, а потом встал со стула, подошел ко мне совсем
близко и положил руку на плечо. Я снова видел все своими глазами,
но в то же время, будто со стороны. Мы с Джонатаном находились в
комнате без окон. Серое и унылое помещение, похожее на камеру. Я
знал, это – приют. Тот самый, куда Максимилиан Лебовски попал, на
самом деле, давно. Сразу после смерти родителей, которые были
эмигрантами. Они умерли около десяти лет назад. Родных не имелось и
меня забрали люди в форме. Что-то типа органов опеки. Мы все здесь
были сиротами.
– Макс…Точно нет вопросов? – Джонатан руку с плеча не убирал,
тем самым пытаясь внушить мне ощущение поддержки.
Мол, пацан, не ссы, ты не один. Я моментально почувствовал
эмоции восторга. И они явно были не мои. Но однозначно принадлежали
Максимилиану. В то время еще не Максиму Сергеевичу. Этот придурок
реально был счастлив потратить свою на хрен никому не нужную жизнь
на благо Америки. Дебил... Он искренне хотел служить Штатам.
Однако, параллельно с этим восторгом, имелось сильное раздражение.
Просто раздвоение личности какое-то. Раздражение тоже было не мое.
Вот его, как раз, испытывал уже Максим Сергеевич. Я смотрел на всю
ситуацию будто через двойную призму. Первый слой – пацан, которого
явно готовили сдохнуть во имя новой Родины. Второй – Беляев,
который уже прожил некоторое время в Союзе. Крыша съедет такими
темпами точно.
– Что в легенде является правдой? – Спросил вдруг я.
– Все. Все является правдой. – Джонатан своим видом
демонстрировал заботу и переживание за воспитанника. На нерв давит,
сука. Этакий добрый папочка, провожающий сына во взрослую жизнь. –
Ханна действительно спасла этого мальчика. Они действительно жили
последние годы в Штатах. Умерла она, на самом деле, год назад.
– А этот Беляев? – Я ощущал любопытство. Никаких сомнений. Чисто
интерес от нечего делать.
– Он умер вчера. Несчастный случай. Выпал из окна своего приюта.
Так бывает. Его смерть – шанс, которым мы должны
воспользоваться...
Голос Джонатана вдруг резко исчез. Комната тоже исчезла. Все
куда-то провалилось в темноту. Я открыл глаза. Сон… Да конечно! Ни
хрена это не сон. Это – долбаные воспоминания долбаного Максима
Сергеевича. Который, оказывается, даже не Максим Сергеевич. Честно
говоря, имелось желание орать, материться и что-нибудь разбить.
Жаль, что не поможет.