– Уж точно не рассчитывая на знаки, поставленные на тротуарах, – ответил ему Чанель с серьезным видом, раскрывая ладонь, – доверяй только мне. Пойдем, я покажу.
Их дорога заняла ровно три повтора песни Джей-Джея Йохансана. Бэкхен уже тогда понял, что это последствия превосходного мастерства Эроса.
В то время как Чанель теряет всех друзей, как они рассыпаются, точно бисер из ослабевшей руки, Бэкхен избавляется от своих врагов – бессонницы, нервозности, скачков давления и боли в коленках.
После того, как мысли стали однородны, приобрели человеческий силуэт, в голову проникли самые долгие колыбельные, услышанные из чужих наушников, а телефон изредка стал светиться с приятным именем – после этого парень перестал круглосуточно бегать на свидания с ночью, назначенные на 2 часа.
Над ним сжалилось сознание или здоровье, но стало спокойней. Бэкхен почувствовал себя не единственным в себе.
Возрождение, Renaissance – совпадение ли, что на выставки того времени произведений они сталкиваются снова и решают впредь умножать приятные встречи, создавая договоренности?
Что Бэкхен, смотря на Чанеля, чувствует, будто с него слезает невидимый слой кожи, и без него легче?
– Они действуют эффективней, чем гипноз, – сказал Чанель, окидывая взглядом стены, покрытые темными полотнами в массивных рамах, – какой смысл было брать мой номер и не звонить?
Бэкхен пожал плечами.
– Не знал, с чего начать разговор.
– Например, с предложения отдать запись лекции, – брюнет отошел к вазе с опахало и прищурился, глядя на Бэкхена – тот не двигался с места, изобразив на лице вопрос. – Сотню раз я жалею, что не взял фотоаппарат.
– Для красивых картин?
– Для тебя на их фоне, – объяснил Чанель, застегивая черные пуговицы на воротнике кофты. Бэкхен нахмурил брови, ощутив на плечах несуществующий груз и взоры вообразимых глаз со стен.
– Я не лучший позерщик, – сказал он.
– А я худший фотограф, – ответил брюнет, разведя ладони. – В этом и суть.
Они покидали выставочных зал под бормотанье Чанеля, читавшего стихи Алигьери, отчего-то уж очень печальные:
«Сердечных дум не разорвать кольца,
И вздохи, очи в жертву предназнача,
Виной тому, что, взор упорно пряча,
Не поднимаю ни к кому лица.
Глаза готовы плакать без конца,
Как будто только в этом их задача…»
Им обоим тесно в целых своих мирах, а рядом друг с другом становится дышать легче; знакомые чувства продолжают вскипать у Бэкхена внутри, когда Чанель попадает в цели стрелами настроений.