– Кэт?
Поздно.
Она завалилась на правый бок, и я еле успел ее подхватить, чтобы Кэт не ударилась лицом о бетон. Голова ее наклонилась, выбившиеся из пучка волосы закрыли ее лицо. Я прижал Кэт к себе и, убирая ей волосы за ухо, не удержавшись, погладил девушку по щеке. Рев сирен раздался уже совсем близко. Я вслушивался в дыхание Кэт, наблюдая, как ровно поднимается и опускается ее грудь.
Кэт была без сознания.
– Вот черт, – пробормотал я, посмотрев на нее, и подхватил Кэт так, что ее голова легла на сгиб моей руки.
Что-то последнее время мне приходится это делать подозрительно часто.
К больницам я питал особую ненависть. Лаксены вообще не болеют – ни простудой, ни раком. Ни инсультов, ни инфарктов у нас не бывает, а синяки и шишки можно вылечить простым прикосновением. Так что обычно посещений этого места у меня получалось избегать.
Однако сегодня был не тот случай.
Рискуя показаться полной скотиной, я старался ни во что не вмешиваться и стоял себе у стеночки, пока мама Кэт причитала над дочерью. Каждый раз, как кто-то входил или выходил из палаты, зеленая, как горох, занавеска поднималась и опускалась. Полицейские пришли, побеседовали с нами обоими и ушли. Неудачная попытка ограбления. Хорошо, что я оказался неподалеку. Полиция сделает все возможное, чтобы поймать негодяя. Что ж, удачи им, учитывая, что от него ничего не осталось – но этого я, разумеется, не сказал, а лишь улыбнулся и кивнул, выжидая момент, чтобы сбежать из больницы. Вообще-то я давным-давно мог уйти, но мне это казалось неправильным.
Мне надо было все обдумать.
Я перевел взгляд на узкую койку. Бледное личико Кэт было повернуто к окну. Девушка выглядела измученной. Мне было больно смотреть на огромный синяк на ее щеке и на ее опухший глаз. А ведь могло быть и хуже. Мое прикосновение ускорило процесс заживления и, скорее всего, излечило ее поврежденное горло – на шее Кэт остались отпечатки пальцев Аэрума – еле заметные, но смотреть на них все равно было горько.
Запястье Кэт было в гипсе. То ли она порвала связку, то ли еще что. Если бы она не отдернула руку, я бы вылечил и ее. Почему бы и нет? Все равно на ней след, причем еще заметнее прежнего, и, сдается мне, исчезнет он не скоро.
Почему ей не дали обезболивающее, черт подери?
Кэт казалась такой крошечной на больничной койке. На несколько секунд мы остались одни, она посмотрела на меня, я приподнял бровь, и Кэт тут же отвернулась.