У Белаой голос, однако, совсем не прокуренный, только немного задетый простудным временем и низким давлением: на холодном воздухе вообще тяжело говорить, хоть и огонь меж зубов. Черный и поражается, и радуется одновременно, как до него еще не донеслось гарканье начальника и нотации по поводу прохлождения и внеплановых перерывов, только гадает в голове, как зима бывает прожорлива на эмоции и непонятна на настроение – сейчас вот оно какое-то насмешливо печальное, бестолковое, безнадежное.
– Сможешь прийти сюда примерно к половине пятого? – спрашивает Черный, абсолютно уверенный, что с таким человеком-находкой определенно нужно не только покурить, но и выпить, и встретить вдвоем ночь со всеми ее свойствами эмоциональности и откровения – сейчас они немножко сдавленны утренней сонностью, еще не прошедшей.
– Я выбросила часы, – у Белой взгляд устраивает марафон, где старт – скрещенные на коленях руки Черного, а финиш – его глаза, – и совсем не слежу за временем.
У девушки на этот раз улыбка – ломаная линия, а свисающая челка – застывший снегопад, заменяющий настоящий, так близко: Черному почему-то даже не режет глаз.
– Не могу так просто тебя отпустить, – он говорит это, включив в тоне небрежность на максимум, а Белая усмехается сильнее и тушит сигарету о землю под ступнями.
Конец ознакомительного фрагмента.