Войдя в Дуврский пролив, или, как его называют французы, Па-де-Кале, «Богатырь» взял курс на Портсмут. Там он и постоит некоторое время в ожидании сигнала, который сообщит дежурившему у рации Игорю Пирогову, что подполковник Щукин и его команда успешно закончили свои дела и требуют принять их на борт «Богатыря». Все будет зависеть от той информации, которую они получат в Лондоне от княгини Ливен.
Портсмут показался на горизонте неожиданно. Он был едва виден сквозь сетку традиционного английского дождя. Раздались свистки боцманских дудок и команды вахтенных офицеров. «Богатырь», чтобы показать лихость русских моряков, под одними парусами вошел в гавань и направился к причальной стенке.
Олег и Надежда с любопытством смотрели на город и порт. Перед ними словно ожили страницы романов Роберта Стивенсона. Кстати, здесь в 1812 году родился Чарльз Диккенс. В позапрошлом году вышел в свет его знаменитый роман «Приключения Оливера Твиста», рассказывающий о мальчике-сироте из работного дома и его приключениях в трущобах Лондона. Все то, о чем писал Диккенс, им теперь предстояло увидеть своими глазами…
* * *
Через полчаса после того, как «Богатырь» был пришвартован к причалу, а по спущенному трапу на его борт поднялся представитель портового начальства, чтобы уладить с капитан-лейтенантом фон Глазенапом все формальности, со стороны города показалась пролетка-двуколка. На ней в порт прибыл посланник княгини Ливен. Дарья Христофоровна в последнее время проживала в Париже. Но, получив письмо из Петербурга, написанное лично государем, который сообщал о скором прибытии в Англию его доверенных лиц и личных друзей ее любимого брата графа Бенкендорфа, она отправилась в Лондон, чтобы, используя свои огромные связи в высшем свете британской столицы, оказать им максимальное содействие.
Посланец княгини представился как Джейкоб Уайт, но внешность его говорила о том, что он вряд ли является уроженцем Туманного Альбиона. Скорее всего, в детстве его звали Жаком или Джакопо. Впрочем, в сопроводительной записке княгиня Ливен отрекомендовала его как честного и верного слугу. Глядя на лицо «верного слуги», больше смахивающего на физиономию отпетого мошенника, Щукин поначалу засомневался в словах Дарьи Христофоровны. Впрочем, выбора у него не было. К тому же вряд ли такая опытная в секретных делах дама прислала бы к людям, которых государь и ее брат назвали своими друзьями, ненадежного человека.