. Брак и Священство явились теми семенами, из которых творчество отца Павла смогло расти в новом направлении.
В письме к В. А. Кожевникову от 27 июля 1912 года отец Павел разделил свой творческий путь на три периода и указывал:
«Дорогой и глубокоуважаемый Владимир Александрович! <…>
Те мужественные звуки, которых Вам, – а мне самому еще более, нежели Вам, – хотелось бы слышать от меня, звучат пока лишь в тайниках сердца моего, и ни субъективно, по ступени моего развития, ни объективно, по задачам, мною ставимым, им звучать пока невозможно. Καθάρσίς, μαθήσις. πράξίς! [очищение, научение, действо] «…Писать можно о том, что пережито, а я лишь подхожу (да и подойду ли – это вопрос.) к πράξίς. Мои научные статьи, из коих большая часть не напечатана или даже слегка набросана, „тетради” мои и т. д., […—?] математическая работа и математические заметки – это все, как я мысленно называл всегда, τά καθαρτικά, расчистка души моей от современности. „Поэма” (написанная) – завершение катартического периода. „Столп”, разрабатываемый, хотя тема его явилась около 9—10 лет тому назад, – μαθήσις первой половины, т. е. теодицея (только!), и все иные темы из него сознательно исключены. Вот почему и лирика «Столпа» опять не то, чего Вы хотите, – нечто хрупкое и интимно-личное, уединенное. Предполагаемая и отчасти набросанная 2-я часть „Столпа”, под иным названием, – 2-я половина μαθήσις, т. е. антроподицея, о тайнах и таинствах, о благодати и Боговоплощении во всех видах и образах. В ней слегка намечается πράξίς, но я надеюсь, что художественная сторона, „фон”, сознательно антиципирующий дальнейшее, уже не будет ни свирелью, ни жалобою покинутого (потому-то и возникает проблема теодицеи; иначе оставался бы праздник обручения и пастораль), а „драмой”, в современном смысле слова, и намеком на трагедию. Мне чудятся в дальнейшем πράξίς и тоны трагедии – мистерии. Но это только чудится, и я еще почти не представляю, как это будет и будет ли как-нибудь. Надо очень, очень расти, чтобы превзойти μαθήσις, и очень много страдать, чтобы дорасти до мистерии, до πράξίς. Ведь пока единственный зародыш у меня этого – цикл переживаний, благодаря которым и из которых сложилась моя семейная жизнь».
Итак, 1911 год является точкой перелома не только в периоде научения, но и во всем творческом пути отца Павла. К нему тяготеют очищение и теодицея, от него отталкиваются антроподицея и деяние. Если так, то главное событие 1911 года – принятие Священства – было сердцевиной, средоточием, искомым родником творчества отца Павла. Для него невозможно было писать о таинствах и благодати, не будучи самому облагодатствованным таинством Священства.