А Маркс? Он по-прежнему на «посту», пугая алюминиевой бородой проезжающие по Ейскому шоссе нескончаемые колонны автомобилистов. Словом, как и положено призракам, по-прежнему бродит окрестностями, вызывая у новых поколений недоуменный вопрос: «Кто это?..»
Даже в самые могущественные советские времена, фонтанирующие изобретательным недовольством, доморощенные диссиденты ничего подобного и предполагать не могли, хотя, перефразируя Алексея Максимовича Горького, в КГБ прекрасно знали «не только сколько у нас солдат в окопе, но и сколько вшей на каждом солдате». То есть, осведомлены были и о болтовне на кухнях, да и в ГСК тоже. Как, впрочем, понимали, что именно эти мужики, если грозный час пробьет, молча встанут в строй и под звуки «Прощания славянки» в который раз, без стона и клятвенных придыханий, пойдут туда, куда Родина прикажет.
26 апреля 1986 года такой час пробил! В никому доселе неизвестном Чернобыле ухнула атомная электростанция. Из нашего ГСК туда сразу отправили четверых. А через два с половиной года ухнуло еще и в Армении, на этот раз страшное жертвенное землетрясение. Туда забрали столько же. Правда, в отличие от чернобыльцев, через пару месяцев вернули всех – потрясенных, подавленных, но относительно нормальных. Я имею в виду здоровье…
Чернобыльцев помню хорошо. Один работал на четвертом хлебозаводе шофером развозного фургона. Этакий щирый, добродушный здоровяк с кавалерийскими усами. Звали его Ростислав, мы же просто – Славик.
Славик был человек-солнце. Наполненный доброжелательностью, он появлялся всегда, когда был нужен. Однажды, увидев, как обливаясь горячим потом, я пытаюсь извлечь из жигулевской шины пробитую камеру, не спеша взял из моих рук монтировку и стал учить, как правильно заниматься разбортировкой авторезины.
– Ты, Вовчик, главное, не суетись, – говорил, обминая подошвой здоровенного башмака спущенный скат, – Вот тут прижми, сюда вставь монтировочку и тяни ее, мамочку, – имея в виду проколотую ржавым гвоздем камеру, – наружу. Потом водичкой полей и сразу увидишь, где она пузырится. Там и клей… Только не забудь, шкурочкой наждачной почисти…
Обо всем Славик отзывался крайне ласково: «Монтировочка, колесико, бобиночка, крестовиночка, веревочка, тросик, ребетеночек» и обязательно «молочко», которое, оказывается, очень любил.