Путешествия по розовым облакам - страница 37

Шрифт
Интервал


Горластая толстая тетка в клеенчатом фартуке, что разливала молодое вино, нам решительно отказала в кружках навынос, поскольку якобы мы ей когда-то и что-то не вернули.

– И чего вы здесь болтаетесь! – не стесняясь очереди, громко корила нас, – люди работают, а вы ошиваетесь с ранья…

Валька, надо не надо, но всегда избыточно общительный, на этот раз сделал вид, что сильно обиделся и, перейдя колдобистую дорогу, стал стучать в калитку первой попавшей хаты. Признаюсь, в те времена приречье Краснодара сильно смахивало на заросшую пыльными бурьянами хуторскую окраину с курами, козами, собаками в репьях, что лениво щелкали клыками и нервно дергались вослед опасно гудящим осам. Рядом облизанные половодьями речные откосы, под которыми всякую рань местные рыбаки густо дымили «Примой», самыми распространенными сигаретами по 14 копеек за пачку. Тогда в Кубани еще что-то ловилось, хотя ни один из нас такой страстью, слава Богу, озабочен не был.

Город давно и демонстративно отдалился от своего природного наследия и шумел чуть вверху, в двух кварталах, круто повернувшись к реке задницей. Я думаю, Краснодар тогда был одним из немногих, если не единственный из больших городов, который при наличии немаленькой реки не имел даже намека на набережную: гранит, чугун, медные фонари, дубовые скамьи в тени столетних кленов, как, например, в Ростове. Более того, никто и не страдал по этому поводу и ни капли не завидовал ростовчанам с ихним Доном, поскольку на всех углах мы то и делали, что восторженно прославляли свою драгоценную Кубань, ну и себя, естественно, любимых.

«Мы – веселые кубанцы, любим песни, любим танцы…» – всякий день горланило краевое радио по любому поводу, лично у нас вызывая только приступ молодецкого ерничества, типа: «Мы веселые кубанцы, мы веселые засранцы…»

Однако именно в этих заброшенных углах все комфортно устраивалось, прежде всего сиреневая от табачного дыма пастораль, ленивая тишина, когда в трех шагах от троллейбуса можно было свободно валяться на травке, время от времени опуская босые ноги в мутную и не по-летнему холодную стремнину, при этом вести длинные разговоры ни о чем, поскольку чаще всего делать нам все равно было нечего.

– Тебе чего, мальчик? – спросила бабка, вышедшая на стук.

– Мамуля! – разулыбался Валька. – Можно у вас попросить ту штучку, – и он показал на старую эмалированную кастрюлю, висевшую на заборе.