– А Деникин – это имя! – возвышенно говорил Скоблин, возбужденно шагая по комнате и время от времени бросая взгляды в окно.
– Так, вы что, уже и с машиной? – спросил Деникин.
– Да! – с готовностью откликнулся Скоблин. – Можем ехать прямо сейчас…
– К сожалению, это никак невозможно. Во-первых, я не готов, во-вторых, я привык совершать путешествия с семьей, а на такие расстояния всегда поездом, – Антон Иванович, тоном и жестом подчеркнул категоричность отказа, что еще больше возбудило Скоблина. Деникин уже понимал, что гость мучительно ищет решение и совсем не исключено, что попытается найти его в самом крайнем выражении. Тогда он вряд ли сможет противостоять полному сил сорокалетнему мужчине, глаза которого (он чувствовал) наполнялись тревожным раздумьем: – Что делать? Что делать? Деникин неспеша поднялся, подошел к двери и распахнул ее. В соседней комнате натирал полы огромный человек, одетый (прямо на могучее полуголое тело) в холщовый рабочий халат. Большая кудлатая голова, борода лопатой, поперек левого глаза перетянута черная повязка. Скоблин узнал его – это был Павлиныч, донской казак, прошедший все войны вместе с Деникиным. В бою под Тихорецком он был тяжело ранен шрапнельным осколком и поправился только благодаря усилиям командующего, поручившего Павлиныча лучшему ростовскому окулисту профессору Шустерману. Казак служил потом при штабе в должности полезного человека на все случаи жизни, обожал и часто нянчил крохотную Маринку. Злодейские планы Скоблина враз рухнули. Павлиныч в случае насилия просто переломил бы ему хребет. Ну, а оружие доставать бессмысленно, выстрел сразу бы привел к нему. Скоблин надел пальто, галоши и торопливо попрощавшись, сбежал по лестнице…
Слух о ежовских намерениях до Сталина таки дошел. Нарком, в присутствии Председателя Совета народных комиссаров Молотова, путано стал объяснять свои действия по похищению Деникина.
– А зачем? – спросил вождь.
– Я полагал, товарищ Сталин, что классового врага такого масштаба надо публично судить и примерно наказать.
– Зачем? – еще раз спросил вождь и, пожав плечами, вопросительно посмотрел на Молотова. Тот вступил в разговор:
– Позвольте, Иосиф Виссарионович, я объясню товарищу Ежову то, чего он не может или не хочет понять?
Сталин согласно повел рукой. Молотов скрипучим голосом назидательно начал: