Я всегда любила приключения. В Англии я ходила в Лондонскую школу для девочек. Обстановка там напоминала кинофильм: строгая форма, наша классная дама, постановка Ромео и Джульетты, роли в которой исполняли только девочки. Я играла Джульетту, причем мой американский акцент был слышен весьма явно. Даже само название школы, казалось, сошло со страниц какого-нибудь английского романа: школа Чаннинг для избранных молодых леди. Мне очень нравилось то время. Вновь обретенные друзья казались такими горячими и отважными! Мы тратили столько времени на то, чтобы нарушить как можно больше школьных правил, что его просто не оставалось, чтобы вляпаться в какую-нибудь действительно опасную историю. Я научилась закатывать юбку, чтобы она была короче установленной длины, а также сдергивать на пол школьный рюкзак, чтобы никто не догадался, что мы спрятались в классе, хотя нам полагалось гулять на перемене во дворе. Все это было совершенно безобидно и глупо, но нам ужасно нравилось быть такими крутыми.
В Африке я поняла, что это такое – быть единственной белой ученицей в классе, и представила, что должны были чувствовать несколько моих темнокожих одноклассников в Англии. Мне становилось не по себе, когда при каждом походе в супермаркет нас окружала стайка темнокожих ребятишек и начинала просить мелочь. Очень хорошо помню, как в первый раз услышала мусульманскую молитву. С течением времени она перестала меня пугать своей необычностью, а завораживала мелодичностью, повторяющимися руладами. Такое же умиротворение я чувствовала, слушая пение цикад в траве вокруг бабушкиного дома. Мне стало нравиться просыпаться утром от звука молитвы какого-то благочестивого мусульманина, каждый день располагавшегося для этого под окном моей спальни. Я научилась играть в oxvari (западноафриканскую настольную игру, в которой использовались бобы). Чтобы поиграть в нее, к нам часто приходил десятилетний мальчик из соседней деревни. Он был очень забавный и сообразительный, и, пока мы играли, между ними не существовало ни национальных, ни языковых барьеров.
Мой отец преподавал новую ганскую конституцию студентам юридического факультета. В 1969 году Гана делала только первые шаги на пути к демократии; совсем недавно свергли короля Кваме Нкруму. Я прислушивалась к ожесточенным дебатам за обеденным столом, когда в гости приходили несколько папиных студентов. Очень трудно построить государство, когда большинство населения предано своим племенам и с трудом воспринимает более абстрактную идею нации. Много времени спустя, уже работая в