— Оттолкнешь, и я завтра же буду в деканате, — мычу ей в рот, делая паузу на вдох.
И Марина подыгрывает, запускает руку мне в волосы, гладит шею. А потом вдруг отвечает, да так активно, что я довольно отмечаю, что желание обоюдное. Ведь сто раз это было, но перед глазами отчего-то плывет. Тело наполняется странным теплом, чувствую себя слегка онемевшим. Терзаю ее губы, сладкий вкус расползается, будто подтаявшая карамель на горячей ложке. Голова кружится. Разве девственницы так целуются? А то, что она все еще невинна, я даже не сомневаюсь. У меня на подобные вещи нюх.
Пора заканчивать наш спектакль. Что-то я запутался. Для показухи вполне себе достаточно. Медленно отстраняюсь. Красные, распухшие губы девушки действуют, словно мощнейший афродизиак. Хочется еще и побольше. Марина не смотрит мне в глаза, будто жалеет о том, что произошло. Я кладу руку на ее талию. Она едва ли выдерживает это.
— Какая же ты все-таки плесень, Озерский, — шепчет она, отвернувшись.
— Наш маленький концерт по заявкам пора сворачивать.
— Не понимаю, каким образом это поможет твоему идиотизму?
— Посмотри, сейчас она тебе завидует больше, чем когда-либо. У нее есть все, но прямо сейчас она несчастна. И так ее никто не целует. Я уверен, она почувствовала возбуждение.
— Ты в курсе, что ты — ненормальный? — берет Марина свою сумку и идет вперед.
Следую за ней.
— Однако тебе понравилось, — довольно ухмыляюсь.
— Я просто подыграла.
Мы выходим на улицу. После душного помещения, холодный воздух приятно щекочет кожу, щедро наполняя легкие свежестью. Она открывает дверцу моего авто и заносит ногу, от этого короткая юбка красиво обтягивает фигуру, особенно мягкое место. Не сдержавшись, шлепаю, нападая на нее.
Она поворачивается, пытается меня за это ударить, машет руками. Спокойно перехватываю тонкие запястья. Мне смешно, я хочу обсудить то, что произошло на вписке.
— Это что сейчас было, а, Марина? — прижимаю ее дверцей, ей некуда деться, она злится. Рычит, будто тигрица.
А я как всегда спокоен. Мало кому удается вывести меня на открытые эмоции. Повышать голос — это не мое, собственно, как и нервничать, размахивая кулаками.
— Это была вписка, Константин. Но ты слишком стар, чтобы знать о подобном. Как у вас это называлось: вечеринка, дискотека, танцы, сладкий стол? Меня только ленивый не спросил, что за старпера я привела. Пришлось врать, что я от тебя без ума и возраст для меня не имеет значения. Чувствую себя геронтофилом.