«Надо что-то решать! Может и хорошо,
что они меня за священника принимают. Как я помню, монголы
священников и церковь не трогали, даже налогом не облагали. Тогда,
кто же я, и что тут делаю? Что вообще католику делать здесь? Стоп!
Был какой-то представитель папы римского при дворе хана, Плано
Карпини, кажется. Значит, теоретически я тоже могу быть посланцем
папского двора. Посланцем куда? Какой же сейчас год?»
Понимаю, что тянуть с ответом больше
нельзя и бросаюсь как в омут головой.
– Я, Иоанн Манчини, нунций папы
римского, – тут запинаюсь, потому что легко справившись со своим
именем, вдруг осознаю – надо добавить имя папы, а я понятия не
имею, кто там в Риме сейчас занимает святой престол. К счастью для
меня, имя папы «клоуна» не заинтересовало, а вот то, что я отвечаю
на чистом хорезмийском диалекте впечатление произвело.
В глазах всадника в чалме засветился
неподдельный интерес.
– Ты говоришь, как житель Бухары.
Откуда знаешь язык?
«Играть с листа, так играть».
Решившись, я полностью отдаюсь
импровизации.
– Несущему слово божие многое
приходится знать и многое уметь. – Все верно, довольно
успокаиваюсь. Надо говорить много, многозначительно и непонятно,
это всегда производит впечатление. Пока думаю, чтобы еще добавить,
замечаю серебряную цепь на груди монгола и болтающуюся на ней
бронзовую табличку. Тут же мелькает мысль:
«Пайзца! У монголов это, как у
большевиков мандат! Скорее всего, этот крепыш следует по приказу
великого хана».
Не успеваю обдумать свое
умозаключение, как вдруг неожиданно для самого себя склоняю голову
в сторону степного батыра и выдаю на чистом монгольском.
– Представителю великого хана мое
глубочайшее почтение.
Теперь удивление написано на лице не
только хорезмийца.
– Зачем ты здесь? – Узкие щели
прищуренных глаз впились мне в лицо. – Идешь в Киев?
«Хорошо, когда тебе дают подсказку, –
радостно вспыхивает у меня в голове, – если еще скажут зачем, то
вообще будет замечательно».
Выдерживаю максимально возможную
паузу, но видимо «помогать» мне больше никто не собирается, и я
соглашаюсь.
– Да, иду к князю киевскому.
Тут же получаю, как говорят
американцы, fucking question.
– Зачем?
Надеваю на лицо маску смирения и
почтительности.
– Дела веры и воля святого престола
направляют стопы мои.
Как ни странно, мой идиотский ответ
всех устроил. Хорезмиец, оценив меня еще одним пронизывающим
взглядом, вдруг нагнулся к уху монгола и что-то зашептал. Выражение
лица у сына степей ничуть не изменилось, но едва заметный кивок я
все же заметил.