- Как ты тут оказалась? – строго спросил академическое главнейшество, впрочем, довольно бережно и заботливо придерживая меня и помогая встать.
- У вас экзаменационное буги-вуги сломалось, - хрипло пожаловалась я, привалившись плечом к его груди.
Ноги держали с трудом, да и замёрзла неимоверно, несмотря на окружающую жару. А ректор тёплый, даже горячий, от него какое-то другое тепло исходило, живое, настоящее. Не удержалась и, в попытке согреться, прильнула к нему всем заледеневшим телом. Прижалась щекой к тёплой груди, а зубы продолжали отбивать дробь, устраивая тараканам в голове встряску.
- Ты такая холодная, - тихо произнёс он, обнимая меня.
Дрожь прекратилась, резко, от осознания, к кому я тут стою и прижимаюсь. И мало того, он же ещё и голый! Абсолютно! Я это «абсолютно» отчётливо животом почувствовала.
Замерла, боясь пошевелиться. И только моё хриплое дыхание нарушало установившуюся тишину. А нет, не только моё – он тоже громко дышать начал.
- Ваше главнейшество! Где вы там?! У нас чрезвычайное происшествие! – послышался знакомый квакающий голос, и мы с ректором отпрянули друг от друга, как застигнутые не вовремя вернувшимся мужем любовники.
Я пошатнулась и он придержал меня за локоть. А Прокопий продолжал горланить:
- Опять пара напустили, крылья же отсыреют! Ваше главнейшество! Вы тут?! Господин Рэдор! – подквакивающий голосок всё приближался. - У нас такое! Представляете, абитуриентку на экзамене потеряли! Ту самую, ведьму из другого мира!
- Скоро буду! – крикнул ректор, покосившись на «потерю», то есть на меня. – Подожди снаружи.
- Да как скажете. Так и знал, что с ней проблем не оберёшься. Сразу почуял, бедовая она, - ворчал Проша, удаляясь.
- И что же нам с тобой делать, бедовая? – с усмешкой спросил ректор.
Ответ у меня был. Пока лягуха слушала, столько мыслей дельных в голову пришло! А когда приходит хорошая мысль, надо её воплощать, пока не ушла.
- Вам одеться, а мне смыться отсюда незаметно. И да, помню, никто не должна об этом узнать. Только вы уж исправьте, что там у вас в экзаменационной машинке сломалось, а то ведь так и ещё кто-нибудь пострадать может, - проговорила, периодически переводя дух.
Дышать было всё ещё больно. Это только в кино после утопления все такие живенькие и цветущие. Я же себя чувствовала пропущенной через мясорубку. Болело всё, от кончиков пальцев на ногах (хотя чего им-то болеть?), до макушки. Ещё и левую туфлю потеряла, в бассейне осталась, наверное, на память о моём неудавшемся утоплении.