И ей нужно побыть наедине с самой собой, чтобы упорядочить мысли и
успокоиться.
Григорий, все еще пребывая в замешательстве, вышел из машины на ватных
ногах, и достал чемодан дочери из багажника, мысленно отругав себя за то, что
все вышло вот так. Если честно, отправляя Сашу в элитную школу-пансион с
раннего детства, он никогда не задумывался над тем, впоследствии она будет
думать о нем в подобном ключе.
Мужчина всего лишь желал ей лучшего образования, чем получил сам
когда-то в юности. И хотел, чтобы она чаще общалась со сверстниками. Девушке
нужно было нормальное детство, полного веселых моментов и маленьких приключений.
А он хотел ей все это дать. Только и всего.
Григорий поднял чемодан на второй этаж и постучал в закрытую дверь.
— Забери вещи, — спокойно проговорил Вишневский. — И
открой, пожалуйста, дверь. Нам надо серьезно поговорить.
Несколько минут за дверью не было слышно ни единого звука, словно там
и не было никого вовсе. И вот когда мужчина уже собирался уйти, дверь в комнату
внезапно отворилась, являя Вишневскому расстроенную дочь с потекшей тушью на
лице. Она забрала чемодан, пропуская отца внутрь своей обители.
— То есть ты действительно считаешь, что я отправил тебя в
школу-пансион для того, чтобы попросту избавиться от тебя, как от ненужной
обузы, которая как-то мешает мне жить? — прямо спросил он.
Мужчина не находил себе места. Григорий искренне не понимал, откуда у
его дочери вообще появились такие мысли. Она — единственная его радость в
жизни. Просто тогда он не мог поступить иначе. Он всегда, в первую очередь,
думал о ней и об ее безопасности. И, если честно, бизнесмен совсем не
подозревал, что сознание ребенка воспримет данный жест как попытку избавить
себя от забот воспитания.
Почему она раньше ему об этом не сказала?
Почему не подняла этот вопрос?
Почему не рассказала о своих сомнениях сразу же, как только они
появилась в ее голове?
Почему молчала все это время?
Может быть, девушка просто боялась, что все ее опасения окажутся
правдой?
Он сел на кровать и уставился в одну точку. Вся эта ситуация мучила
его. Все эти вопросы крутились в его голове, не давая ему покоя ни на секунду.
Где он так просчитался?
Чем провинился?
— Нет, я погорячилась, — Саша стерла тушь с лица, присев
рядом с отцом на кровать.