— Безмозглая идиотка! — завопила мачеха и хорошенько встряхнула меня еще раз. — Я полжизни на тебя, неблагодарную, угробила! А где хоть капля твоего уважения ко мне и моим мукам, а?! Даже самую элементарную работу тебе доверить нельзя! Совсем обленилась, зараза! Надо было тебя сразу в детский дом отдать, как только твой папаша сдох! Убирайся с глаз моих долой! Останешься сегодня без ужина!
Вздрогнув, я медленно кивнула, показывая, что уяснила ее слова и никаких возражений не имею. Влепив мне еще одну затрещину, последняя жена моего отца выпустила меня из стальной хватки и позволила подняться с осколков. Я с тяжелым вздохом поспешила скрыться в своей комнате. Она находилась на цокольном этаже и когда-то предназначалась для временной прислуги, которую нанимали на торжественные мероприятия. Правда, последний раз такое торжество проходило в этом доме слишком давно, чтобы я его запомнила. Место постоянной экономки было отведено мне, и возражать я не имела права.
На самом деле, как бы печально это ни звучало, но Елизавета Степановна всего лишь моя мачеха, на которой отец женился после смерти матери, и которая его же свела в могилу через три года совместной жизни. Я же осталась сироткой, о ком так благосклонно пеклась мачеха. И в глазах журналистов она представала едва ли не святой. А я не могла больше находиться с ней под одной крышей, терпя издевательства и побои. Но эта стерва была слишком расчетливой. Она хорошо понимала, какие грани дозволенного существуют в спектакле абсурда и идиотизма. Так что черту дозволенного не переступала.
Но до своего официального совершеннолетия я не могла и рта открыть, а теперь, поступив в университет, поняла, что ничего не изменилось. Больших денег у меня так и не появилось, работать мачеха мне не позволяла нигде, кроме нашей же кофейни, а все, что мне оставил отец, было переведено на ее счет, чтобы глупая дурочка не смогла промотать состояние. Сказать, что я не испытывала к ней теплых чувств — это не сказать ничего. Вот только в открытое противостояние вступить я не могла по причине собственного бессилия. Любое ее слово будет противопоставляться обнаглевшей девице, не ценящей доброты женщины, которая заменила ей мать.
Я не могла поверить в собственное бессилие перед мегерой, которая отняла у меня практически все, включая надежду на светлое будущее. Даже не приходилось сомневаться в том, что меня белобрысая крашеная овца ненавидела еще больше. Потому что единственное, что успел сделать отец перед смертью — оставить завещание. Согласно ему, я получу себе все деньги, имущество и фирму, если окончу ВУЗ с красным дипломом и успешно выйду замуж до двадцать пятого дня рождения. Из-за этого Лизонька и бесилась так, что у нее иногда искры из глаз летели в прямом смысле слова.