Десятник не стал ничего отвечать, так как услышал еле различимое
шаркание шагов за дверью, после чего в неё поспешно, можно даже
сказать, нервно, постучали. Но один из помошников, по имени Макс, а
Десятник ещё по характерному шарканию догадался что это был он, не
став дожидаться реакции хозяина кабинета, потянул ручку вниз,
намереваясь открыть дверь.
Десятник, в стенах этого филиала, давно прослыл как нервный,
порывистый тип, любитель многоэтажных лингвистических конструкций
не парламентского характера, особо в те моменты, когда его что-то
сильно раздражало. Раздражало десятника многое: тормознутые
сотрудники, карцерный дизаин его кабинета, ибо был не чужд дорогих
эстетических решений в обустройстве своего рабочего места, но
больше всего, его раздражала неопределённость, тянувшаяся тонким
красным пеньковым канатом сквозь всю его деятельность в этом
проекте… В общем, он уже набрал воздуха в лёгкие, и приготовился
встретить наглеца как полагается. Но увидев лицо Макса в
открывшейся двери: бледное, перекошенное одновременно от
недоумения, и осознания чего-то такого, после чего жизнь никогда
уже не станет прежней, все заготовленные конструкции застряли в
горле десятника, и он смог только обескуражено выдохнуть:
- Что случилось, Макс?
Макс, также не став расшаркиваться словесно, что было ему не
свойственно, поглядев на Десятника глазами, в которых плескался
ужас, промолвил:
- У нас проблемы…
Металлический лязг и монотонный перестук колёс по рельсам.
Деревья, вагоны, шпалы, насыпь гранитных камней… мне снова снится
железная дорога? Да, давно мне не снилась железная дорога… Когда-то
давно, в прошлой жизни, я часто бывал на железнодорожной станции.
Не вокзале, нет… на заштатном транспортном узле. Ряды путей
,пересекаемые бесчисленными шпалами; водонапорная башня, по виду
которой и не скажешь – рабочая она, или забыли снести со времён
эпохи паровозов; и огромная куча каменного угля, чернеющая вдали,
за забором из бетонных плит, из-за которого она вечно оставалась
вдали. Видимо, я и сам не понимал как сильно отпечатались в моём
сознании эти индустриальные виды, потому как когда-то снились они
мне довольно часто, но со временем исчезли из моих снов… время всё
выветривает, даже сны. Но вот, кажется, опять… морок постепенно
развеивается, и я начинаю осознавать что стою… точно – стою! Перед
глазами проявляются какие-то линии, черты окружающей
действительности. Кажется пошевелиться я могу, но не нахожу в себе
не малейшего желания – состояние такое, будто отходишь от наркоза:
вроде мыслишь, о чём-то думаешь, но при этом бревно бревном… и
ничего – нормально.