Вампиры исступленно сдирали с врага снаряжение, пытаясь добраться до открытых частей тела. Отлетела прочь перчатка левой руки, которой он пытался отпихнуть нападавших, и кто-то вцепился зубами в кисть.
У Мерсье потемнело в глазах. Теряя сознание, он нащупал за поясом пистолет, взвел курок и, направив дуло на бочку, нажал на спуск. Его предсмертное желание было достаточно парадоксальным.
— Только бы не попасть в вампира.
***
Второй взрыв тяжело сотряс холм, и у Грильона отлегло от сердца.
— Отставить заваливать подземные ходы! Майер, переведите — те два отряда просто охраняют входы в тоннели. А остальные пусть забирают свои пороховницы назад.
Разгоревшийся огонь жадно лизал башни замка, внутри строений тоже бушевал пожар, и длинные языки пламени вырывались, стиснутые узкими бойницами, доставая, казалось, до самого неба. Жар становился нестерпимым, и Грильон приказал уводить людей.
Вдруг сквозь яростный рев раскаленного воздуха, оглушительный треск углей и пронзительное шипение падающих на влажную траву искр граф услышал какой-то непонятный звук. Монотонный, и оттого еще более жуткий, он постепенно нарастал, выплескиваясь из окон, заполняя двор замка, переваливая через стены и растекаясь по склонам холма, как лава, вырвавшаяся из жерла вулкана, пока не превратился наконец в невыносимый нечеловеческий вой.
Графу стало не по себе. Бывалый солдат и хладнокровный дуэлянт, он несчетное число раз протыкал людей шпагой или угощал их горячей пулей. Но теперь он впервые в жизни почувствовал себя убийцей. Хотя нет, не впервые… Была еще та бедная немецкая девушка из прелестного городка под названием Бамберг.
Грильон полетел в черную пустоту. Перед глазами поплыли христианские мученики, заживо горящие в церкви Никомидии, и катары Монсегюра, добровольно восходящие за свою веру на костер.