И острые зубы привычно пронзают вену, и острая вспышка боли привычно заставляет вскрикнуть и выгнуться… И никуда не исчезает, хотя я отчетливо ощущаю, как Анхен делает первый глоток.
Просто больно. Болезненно толкается его плоть в моем теле, болезненно давят на мягкие ткани края его острых зубов. И кровь, которую сила его всасывания заставляет менять заповедованное природой направление движения, болезненно расстается с моими венами.
На этом все.
Или нет, еще спина весьма болезненно трется о какую-то складку на покрывале…
Он отстраняется. Вынимает зубы из моей шеи, освобождает меня от своей напряженной плоти… А впрочем, нет, уже не напряженной. Жаждать ту, что его не жаждала, не выходило.
Смотрит в мои глаза. И столько всего в его взгляде! И потрясение, и раздражение, и досада, и сожаление, и боль, и страх… И даже какая-то обреченность.
- Что, может, помочь? – со смешком поинтересовался кто-то.
- Отойди! – почти зарычал на него хозяин дома. – Ты что, не видишь, ей плохо?! Не чувствуешь, она больна?!
- Сгорела? – с бесконечным любопытством поинтересовался еще один голос, женский, и я почти физически ощутила ее пристальное внимание.
- Да нет, когда они сгорают, они, наоборот, от страсти пылают, не унять, - подключился к беседе третий. – А тут как выморозило.
- По-всякому бывает, - философски просветил четвертый.
- Так может еще кому куснуть? – не унимался первый. – Что ж мы, такой горячей компанией, и не разогреем?
- Пойдите все вон!!! – Анхен орет так, что даже воздух в комнате густеет. А потом просто сидит и ждет, мрачно сверля своих гостей глазами и не вникая в их ответные реплики.
Наконец гостиная пустеет. Шум их голосов стихает вдали. Я все так же лежу. Анхен все так же сидит возле. Тишина становится просто звенящей…