Я догадалась, что это была та самая Олария. Меж тем женщина протянула руки к шару и начала надавливать пальцами на его поверхность. От этих прикосновений по контуру пошли разводы, как от камней, которые бросают в воду. В тех местах, где она прикасалась, появлялись черные точки, от них тянулись тонкие серые линии, образуя почти незримую паутину в виде замкнутой сетки.
- Будь ты проклят! – в сердцах произнесла Олария. - Ты сломал меня и всё, что было мне дорого! Дальдо, я тебя ненавижу! Я ненавижу твой мир! Запомни, он сам себя уничтожит, и ты ничего не сможешь сделать!
На губах женщины мелькнула злорадная ухмылка. Последнее прикосновение и, прикрыв на мгновение пылающие ненавистью глаза, она медленно опустила руки. Олария резко отстранилась от шара, обернулась, посмотрела в мою сторону, по крайней мере, именно так показалась, ведь видеть меня она не могла. Я все еще скрывалась за дверью, лишь жадно прислонившись к щели. Сорвавшись с места, Олария направилась, казалось, к двери, от чего я замерла словно сурикат. И тут же в испуге отшатнулась, чтобы бессознательно заметаться по комнате с единственным вопросом: куда же спрятаться? Пронзительный крик, раздавшийся из соседнего помещения, заставил ринуться обратно в двери.
Распахнуть преграду не рискнула. То, что успела увидеть через щель, заставило переосмыслить действительность. На полу лежала женщина с перерезанным горлом. Из уже ослабших пальцев ее правой руки выпал длинный кинжал, лезвие которого было измазано кровью. От тела уродливым пятном разливалась красная лужа. Мне стало дурно, не то чтобы от вида крови я теряла сознание, но мысли судорожно подсовывали картинки из детективов: вот сейчас ворвется полиция, а я около трупа. С этим было не поспорить. Попробуй, докажи, что ты тут не при чем.
Пока мое сознание лихорадочно подсовывало разные картины ужасов, а я при этом от безысходности заламывала руки, в помещении послышались шаги.
Судорожно выдохнув, я прижалась к щели, в очередной раз, планируя подглядывать и подслушивать.
В зал вошли двое. Женщина, на вид лет тридцати, облаченная в длинное белое платье, волосы блондинки были зачесаны назад и убраны в тугой узел. И мужчина лет пятидесяти, виски которого уже тронула благородная седина, что придавало изысканности когда-то черной шевелюре. Он был облачен в белые широкие брюки, на вид льняные, и белую же, с серыми вставками, широкую рубаху. Вошедшие склонились над телом Оларии, вот только не спешили предпринимать какие-либо действия.