Проснулась Мира вскоре после рассвета. Разумеется, не сама – сама бы ещё дрыхла и дрыхла. Но попробуй поспать в крыле для слуг, где стеночки между комнатушками словно из бумаги, а дневная смена встаёт в пять утра! Топот, бесконечное хлопанье дверей, громкие разговоры - вялые перебранки, хихиканье и кокетливые взвизги… Ещё хуже, чем студенческое общежитие!
Тем приятнее оказалось обнаружить на подоконнике сюрприз: накрытую тарелкой мисочку с её же вчерашним мясным салатом. И даже ложка рядом лежит. Мира сначала бурно обрадовалась, потом запоздало напряглась. Дверь-то она на засов запирала! Значит, кто-то влез в комнату через окно? А она спокойно спала и ничего не слышала… Интересно, кто это был и кому принёс. Спутал со своей зазнобой, что ли? Отставив миску, девушка по пояс высунулась наружу. Второй этаж, высокий, рядом никаких деревьев, совершенно гладкие стены без выступов…
- Что ж, буду считать, что ночью ко мне прилетал добрый дракон. Или демон. Или кто там ещё с крыльями бывает? А, фея-крёстная! Сама пошутила, сама посмеялась.
Как бы то ни было, Мира прикончила салат без всяких угрызений совести. Сделала лёгкую разминку, то и дело кривясь на боль в мышцах, и направилась на кухню за чаем. И за вторым, на этот раз законным, завтраком. Для него места ещё предостаточно, тем более неизвестно, когда в следующий раз дадут разогнуться…
На кухне за столом для обслуги чаёвничала и сплетничала дневная смена: трое крепких мужиков и пятеро девушек. Последние - все как на подбор ладные, пышногрудые, светловолосые. И накрашенные на редискинский манер ярко: со свекольными щеками, вишнёвыми губами, угольными бровями и ресницами. Душеньки-Марфушеньки, как машинально окрестила их Мира, при виде новенькой резко замолчали и уставились на неё с откровенным любопытством. Которое, впрочем, быстро сменилось наморщенными носами и сочувственными вздохами. Мужики отвернулись первые – видать, она их совсем не впечатлила. Ответного доброго утра её удостоили лишь напарницы-кухарки; Беляна попеняла ей, что рано пришла, и посадила рядом с собой за разделочный стол. Плошка горячей каши, щедро сдобренной маслом, и кружка крепкого чая обрадовали Миру ничуть не меньше возможности поесть вне этого зазнайского коллектива. Сближаться с ними ей совершенно не хотелось – мало того, что неприветливые, так ещё и сплетники ужасные, что девицы, что мужики. Сидят и наперебой обсуждают постояльцев, какие, мол, они чванливые свиньи, грубияны и пьяницы, и ещё жмоты, чаевые дают маленькие, а хотят при этом, чтобы постельное бельё каждый день меняли, в кофей пять ложек сахару кидали, с детьми сидели, бабушек полоумных развлекали, да ещё и визгливых той-редискеров выгуливали. И это только в дневную смену, а уж коли в ночную поставят – вообще держись! Только и смотри, чтобы любезные гости чего не спёрли и не полапали забесплатно… Миру так и подмывало спросить, не найдутся ли в таком случае охотники с нею поменяться, но здраво рассудила, что эту шутку ей нипочём не простят. Видно же, что менять «жутко нервную работу» на что-то более спокойное (и физически тяжёлое) никто из них не собирается; судя по добротным кожаным сапогам мужчин и многочисленным бусикам-серёжкам девушек, оплачивается она по здешним меркам неплохо. Значит, имеет место быть типичная человеческая привычка поныть и пожаловаться. Даже странно, что её саму пока на это не тянет. Вроде и повод имеется – «аа, я бедная, несчастная, беспамятная страшнючка, никто меня не любит, только ещё более страшный гоблин, да и то частично, уу!» Нет, видать, нанылась уже, да и каша вон какая вкусная, грех от неё на всякую ерунду отвлекаться… И мудрая Мирослава Батьковна с довольным видом облизала ложку.