Нас осталось тринадцать вместе со мной, Квинтом и Иллиам, а численность саксов уменьшилась только наполовину. Мои люди либо задохнутся от едкого дыма, либо погибнут под градом вражеских стрел, и, если не принять решительных мер, через непродолжительное время сражаться будет некому.
Стенобитное орудие полыхало и было непригодно для использования, но отчего же саксы не воспользуются лестницами? Этот вопрос не давал мне покоя. И когда с стороны восточной башни, там, где никто не ожидал, неожиданно прогремел взрыв, и обрушилась часть стены, я получила исчерпывающий ответ – саксы, имея в своём арсенале бесценный порох, решили идти до конца и воспользовались им.
- Дьявол! – подобного предвидеть было невозможно. Где ублюдки раздобыли порох?! Кипя от ярости, я побежала по лестнице вниз, призывая всех к оружию. Выпустив последние стрелы, отшвырнула бесполезные лук и колчан, выхватила меч из ножен, подхватила с земли первый попавшийся щит, и плечом к плечу с теми, кто ещё мог держать оружие в руках, ринулась врукопашную.
Мы шли напролом, атакуя саксов и тут же обороняясь. Земля стонала от пролитой крови. Крики воинов, стоны раненных, лязг металла и бешеное биение собственного сердца сопровождали каждый глоток воздуха, каждое движение, каждый выпад меча во вражескую плоть. Илли, моя ворчливая, вечно недовольная подруга, хранитель тела моего и мой советник, она и сейчас была рядом. Сосредоточенная и безупречная, с леденящей душу улыбкой на лице, безоружная Cam Verya, как демоница смерти, изящно расправлялась со смертными, лишь касаясь пальцами их тел.
Захлебнувшись болью за погибших ребят, я дала волю дремавшей во мне темной сути. Я не ангел и даже не человек – я тёмный воин, и тьма неотъемлемая часть моей природы. Возжаждав мести отчаянно, дико, свирепо, перепачканная в грязи и крови, превратившись в монстра, я рвала человеческую плоть, вспарывала животы, рубила конечности, упиваясь муками саксонских выродков, наслаждаясь предсмертной их агонией, заглядывая в глаза тех уродов, что повинны в смерти моих парней. И получала компенсацию в виде осознания собственного для них конца. Я не просто дралась за свою землю, я мстила за каждого погибшего, за всех семерых – за тихоню Авдийя и его друга Гнейя, за мудрого Друза, напоминавшего моего наставника Охтарона, за силача Тита и красавца блондина Марка, за тёзок-весельчаков Луциев, так любивших жизнь. Это была уже не битва, это была резня, в которой не осталось место ни жалости, ни состраданию, ничему.