— Что-то не верится, – Эйдан провел клыками по шее вспотевшего от страха мужчины и поморщился: ему не нравился вкус человеческого пота.
— Да они же с нами не разговаривали, сеньор, просто спросили жреца – и всё.
— Но потом-то они вернулись.
— Вернулись, сеньор, на одну ночь вернулись. Выпили, похвастались, что убили… — он замялся, искоса взглянув на вампира. – В общем, сказали, что убили одного, и уехали. Отпустите меня!
— Чтобы ты их навел на меня, гадёныш? – осклабился Эйдан. – Я не так глуп.
Решение принято: никчемный человечишко должен умереть. Сказано – сделано.
Перетащив обмякшее тело в заросли можжевельника, Эйдан направился на север. Вампир надеялся, охотники не успели уйти далеко, раз так, он обязательно их настигнет. Как бы они ни старались, собственный запах невозможно перебить и уничтожить, как охотники поступили с одеждой и сапогами.
Эйдан проходил деревню за деревней, прочесал все встречные кабачки, харчевни, постоялые дворы и таверны – ничего, ни единого намека на то, что здесь побывали убийцы Ульрики.
В солнечные дни вампир передвигался исключительно по ночам, в пасмурные же перемещался и в светлое время суток, разумеется, если голод не награждал глаза красным сиянием. Тогда Эйдан ждал наступления темноты, подкрадывался к любому питейному заведению и наугад выбирал жертву среди вышедших освежиться посетителей. Иногда приходилось выпивать сразу двух – впрок.
Кровь вперемежку со спиртным имела неприятный привкус, но Эйдан по опыту знал, смерть пьяницы вызовет меньше шума, нежели гибель добропорядочного жителя.
В тот день голод начал мучить вампира с вечера, но, прорыскав по опустевшим полям, он не нашел ни одного человека.
— Вымерли они, что ли! – с досадой повторял Эйдан, посматривая на ворон. Но птицы – это не пища, нужно найти что-то более питательное.
И Эйдан искал, пока к утру не почуял запах человеческого жилья. Сглатывая слюну, вампир подобрался ближе.
Пастух и стадо коров. Их аромат приятно защекотал ноздри, суля пиршество для желудка.
Низко скользя над землей, вампир подкрался к задремавшему под деревом пастуху. Голод притупил бдительность, и Эйдан, не раздумываясь, впился в горло «еды». Он даже не проверил, не наблюдает ли кто за ним.
Коровы разбежались, огласив окрестности испуганным мычанием. Эйдан же заканчивал сытный завтрак. Он выпил пастуха досуха: так и так поймут, что тот погиб от клыков вампира, зачем же оставлять драгоценную влагу?