Я дёрнула руки, скрипнув от бессилия зубами. Взгляд не отрывался от рельефных мышц, пресса, бицепсов, и мысли начали путаться, возмущения поубавилось значительно. На несколько секунд кольнуло отчаяние – всё же, видение не обмануло, как я ни пыталась действовать наперекор ему. И Колин пойдёт сегодня домой один… Чёрт, ну чёрт же. Я жутко не любила чувствовать
себя виноватой, а Алекс заставил меня испытать это неуютное чувство, чего я ему не прощу!
- Поверь, ты вряд ли будешь в восторге, - я прилагала серьёзные усилия, чтобы голос не дрожал – Ружинский уже снимал джинсы.
Ох. Ну зачем он так… Возник из ниоткуда, поломал нафиг всю мою устоявшуюся жизнь, не спрашивая на то моего согласия, бесцеремонно влез в мои отношения с Колином, вытворяет со мной, что захочет, невзирая на мои возражения… Неужели у бабули так же было с дедом? И вот от этого она в восторге?! Я прикусила губу, неожиданно накатила жалость к себе и я отвернулась, сдерживая злые слёзы. Ещё не хватало реветь перед Ружинским, конечно. У меня тоже гордость есть. Кровать прогнулась под весом демона, моё лицо обхватили горячие ладони и Алекс заставил посмотреть на себя.
- Потом поговорим, - неожиданно мягким голосом произнёс он и нагнулся, коснувшись губами моей щеки и слизнув каплю – одна слезинка всё же скатилась с ресниц. – И плакать не надо, Яр… Ну что ты…
А у меня от этой нечаянной нежности ком в горле встал, но дальше углубиться в непонятные переживания мне, к счастью, не дали – поцелуи Алекса обладали волшебным свойством отключать соображалку. Я обмякла, больше не пытаясь сопротивляться, и ответила наконец на поцелуй. Чёрт возьми, он всё равно добьётся своего, да уже почти добился, и смысла дальше упрямиться нет никакого. Второй раунд нашего противостояния тоже остался за Алексом… Не отрываясь от меня, Сашка распахнул пиджак и занялся пуговичками на блузке, расстёгивая их мучительно неторопливо, и так же неторопливо лаская мои губы, посасывая и легонько покусывая, пока их не закололо сотнями иголочек. Пальцы Алекса будто бы случайно то и дело касались моей уже разгорячённой кожи, рассылая по ней волны дрожи, и я ёжилась от этих ощущений, позабыв про недавнее возмущение произволом Ружинского.
Закончив с блузкой, он ненадолго отстранился, распахнул и её, окинул меня внимательным взглядом, и я уловила в тёмной глубине его глаз огонёк восхищения. Алекс склонил голову, положил ладони мне на плечи и медленно провёл вниз. Огладил грудь поверх бюстика, отчего соски тут же напряглись, а кружево показалось жёстким и неудобным, царапая нежную и чувствительную кожу, скользнул ладонями по животу и подцепил пояс брюк. Его глаза остановились на моей груди, демон усмехнулся.