Сто девяносто два квадратных метра элитного жилья встретили ее непривычным оживлением: «Рондо» Моцарта и Виктор с двумя наполненными бокалами и бутылкой вина в руках у дверей гостиной.
- Что празднуешь? – опередила она мужчину, отметив его небрежно взъерошенный вид, такой, как ей нравится. Готовился к встрече.
- Как что?! – с обидой. – Сегодня годовщина. Пять лет!
- О-о-о, целых пять? – всунув ноги в мягкие тапочки, Эмиля подошла к сожителю и взяла один из фужеров. – Отметим. Салют! - залпом осушив бокал, вернула его недоумевающему мужчине. – Повтори, будь добр, - сквозь ком в горле, и оттого сухо.
- Эль, ты чего? Восьмое это наш день, забыла? – Виктор поспешил за ней в спальную, спотыкаясь и расплескивая багровую жидкость.
- Как же, помню, - она стрельнула в него взглядом, скинула пиджак, блузку, расстегнула ремешок брюк.
- И? В чем дело? – все еще с обидой, но уже злясь.
- Сегодня девятое, Вить. Восьмое было вчера. Наш день прошел.
Не желая смотреть на него ошеломленного, слушать возгласы вроде «как?» и «не может быть!», женщина скинула брюки и, захватив с собой легкий халатик, прошла в ванную.
Прохладный душ неизменно бодрил, но сегодня хотелось тепла. Заткнув слив, Эля увеличила напор горячей воды. Когда-то она не упускала ни единой возможности понежиться в теплой ванной, даже бредила ею, пока привычка не взяла свое, и удобства под крышей не стали восприниматься как обыденность. Правильно говорят, к хорошему быстро привыкаешь.
Игнорируя настойчивый стук в дверь, просьбы впустить и выслушать, Эмиля прикрыла глаза.
Звонок младшего сына расстроил. Его печальное «Мама, Алевтина Ивановна скончалась» молнией разорвало реальность, приблизив прошлое к настоящему, вынуждая мысли виться вокруг судеб ставших родными людей. Как будет Алексей Игоревич без жены? Сможет ли? Он и двадцать лет назад казался ей не приспособленным к одинокой жизни, а сейчас, в свои восемьдесят три, подавно. Зная неуступчивый характер бывшего свекра, Эля наперед могла утверждать, что переезжать из старой квартиры он откажется, и неважно, какими благами его станут заманивать. Алексей Игоревич на блага не падок. Аскет в жизни и в мыслях, он чрезвычайно требователен ко всему, кроме собственного удобства. Человек-привычка, согласный терпеть назойливый скрип старого дивана, лишь бы ничего не менять, а в остальном ершистый и несговорчивый. С места не сдвинешь, если сам не решит иначе.