- Смогу! – легко согласилась я.
Дело-то, в общем, благородное помочь человеку, хотя задача трудная, чтобы за одну только ночь парню поверить в себя.
- На что спорим? – теперь хитро прищурилась я.
- Выбирай, - лениво отмахнулась подружка.
- Тогда так. Если я выиграю, ты идешь со мной завтра в Градок и танцуешь до самого вечера с парнями, - предъявила свое условие.
Ришка с тех пор ни в один город или селение не заходила, даже у храма все время на задворках была. А уж про Градок, где все произошло, слышать не хотела.
- У тебя все равно не получиться, - скептически поджала губы Ришка.
- А посмотрим! – с вызовом сказала ей.
- А если проиграешь … - тихо зашипела она, - а если проиграешь, подаришь мне свой кулон.
Подружка ткнула в подарок прадеда. Он, когда мне вручал этот кулон, обещал, что после исполнения двадцати одного года, расскажет, зачем он нужен и что с ним делать.
Девчонки ахнули, потому что эту историю про подарок знали все, но я решила идти до последнего. Если получиться парню помочь, да Ришку заставить выйти в люди, то весь спор того стоит!
- Принимаю! – согласилась, чуть помедлив.
Девчонки сидели рядышком, примолкнув. Они понимали всю серьезность ставок. Дело было даже не в подарке прадеда, а в том, чтобы Ришку подтолкнуть к нормальной жизни.
Затянувшееся молчание я нарушила первая.
- Что такие серьезные? У нас праздник, пора хоровод водить! – подскочила на ноги.
Девчонки потихоньку начали подниматься следом за мной, выстраиваясь в хоровод. Костры горели, уже заводились веселые песни, их подхватывали парни, что осмелились примкнуть к нам на праздник.
Легко перепрыгнула через костер, загадав, чтобы сегодня ночью встретить мужчину, которому надо помочь. Потом попрощалась с Варей, Кулькой и Ришкой и ушла на берег реки, где пока еще было тихо и спокойно.
Просто так в мир отправляться, наобум, ни одна ведьма не станет. Я закрыла глаза и сделала несколько вдохов, открыла свою душу миру и стала внимательно слушать. Меня интересовала истерзанная душа, потерявшая интерес к жизни.
Много, очень много было голосов, жалующихся на свою судьбу, да только казалось мне, что это сетования на жизнь, а не настоящая беда.
Долго сидела на берегу реки, отстранившись от праздника. И все же услышала голос. Он был мужской и очень тихий. Он не говорил, точнее не произносил слов, не просил, это был скорее плач души взрослого мужчины.