Он несколько растерялся.
– Каким прародителем?
Тут я ему помочь ничем не могла.
– Ну, это вам виднее. Вы же это заявляете…
Он достиг симпатичной спелости помидора с некоторым сюрреалистическим оттенком оранжевой морковки. Викуся вцепилась в его рукав и возмущенно завопила, войдя в роль великого провокатора:
– Вот всегда она так! Сплошное издевательство! Над всеми! И над вами тоже! – и она с тайной надеждой заглянула в лицо мужчины, рассчитывая на его заступничество. Любит же она чужими руками жар загребать. Хотя тактика верная – не обожжешься…
Читатель, после ее слов почувствовав себя единственным защитником слабых и угнетенных, сделал шаг вперед, защищая своим телом бедную Викусю и гордо провозгласил:
– Дайте жалобную книгу!
Поклонившись, я махнула рукой на дверь:
– Она в курилке.
При этом я нисколько не шутила. Там действительно лежала огромная старинная жалобная книга, первая надпись которой датировалась 1898 годом и острословы-любители из года в год записывали свои перлы. Некоторые, кстати, были весьма остроумными, почти как в юмореске Антона Павловича Чехова. Мне пару раз пришлось прочесть этот наш местный раритет. Увы, впечатление от чтения портила вонь от страниц, пропахших табачным дымом.
Взвинченный читатель решил, что жалобной книги в курительной комнате в принципе быть не может, и это откровенное глумление над ним, как над свободночитающей личностью. В принципе он был прав, поскольку эту жалобную книгу никто, естественно, всерьез не принимал и подлинная лежала внизу на столе регистрации. Но тем не менее против истины я не погрешила.
Бедный читатель побагровел так, что я нервически подумала, не попросить ли в соседнем отделе валерьянки до того, как его хватит кондрашка, и потребовал сообщить мое имя-отчество, дабы было на кого жаловаться. Ситуация сложилась чрезвычайно пикантная: в обычных обстоятельствах я доносить на Викусю никогда бы не пошла, но когда тебя к этому вынуждают… От этих приятных мыслей я расцвела и с любезной улыбкой поведала:
– Феоктиста Андреевна я!
Викуся, никогда не слышавшая моего полного имени, скривила недоверчивую физиономию, подразумевая: вот врет! Понявший по ее непринужденной мимике, что его нагло надули, мужчина с воплем:
– Я буду жаловаться директору! – помчался на противоположный конец библиотеки этаж к кабинету Михаила Александровича.