Девушка в отчаянии пыталась снять кольцо, но то будто заколдовали: оно лишь обдирало кожу да больно кололось оправой, словно ярясь из-за того, что от него добровольно отказываются. Да ведь никак нельзя его на себе оставлять! С потерянным девичеством ещё можно жить, но c чужим перстнем, да таким богатым… Ведь теперь получается, она – воровка! Её найдут, арестуют, отвезут в городскую тюрьму, а на другой день на рыночной площади отрубят руку и заклеймят вдобавок. Жизнь кончена. Кто ей поверит? Попробуй, объясни, как к племяшке кузнеца, вечно оборванной и в лохмотьях, попала настоящая драгоценность. Нашла? А кто потерял? Господа-то все в замке живут, по селу не бродят, чтоб такие цацки случайно ронять… Получила от кого-то за ласки? Признайся, от кого; но только кто ж тебе поверит? Даже знатные сеньоры, что к барону наезжают, выбирают девок покрасивше и не таких ломак, да и расплачиваются не золотом, и не с ними. Пастор Глюк первый же уличит её во лжи. А если уж законный владелец кольца объявится…
Бежать. Домой, за кусточками, потом огородами, чтоб никто не заметил. Найти в кладовке кусок сала, натереть палец – и уж тогда кольцо снимется, непременно! Марта метнулась к низкой двери и едва не растянулась, запнувшись. С ноги слетела туфелька, тоже явно господская, беленькая, с бантами, на высоком вычурном каблучке, к которому селянки непривычны. Мало того, что на ней чужое платье – её ещё и переобули! И это не всё: подобрав юбки, Марта узрела на ногах белые тончайшие чулочки, прихваченные ниже колен подвязками.
Ей снова захотелось завыть. Куда она собралась? Домой? В господской одёже? Да уж лучше голышом! Мало того, что перстень, явно украденный, выдаст с потрохами, так ещё и каждый встречный-поперечный привяжется: откуда ты, кузнецова племянница, бежишь, такая разряженная? Кого раздела? Или прикопала какую-нибудь проезжую барышню в овраге, или сама в шайке? Люди, тут нечисто, к барону её! На суд!
Она пропала. Она пропала. Она пропа…
Сидя на холодном земляном полу, Марта раскачивалась из стороны в сторону, взявшись за голову, и в отчаянии бормотала одно и то же: «Я пропала…» Оттого и не слышала, как отряд рейтаров окружал лесную поляну с её избушкой-убежищем, как сомкнулась цепь вооружённых людей. Опытные наёмники действовали бесшумно: не бряцали оружием, не переговаривались. План поимки государственной преступницы был обговорен и вбит в голову каждому ещё с час тому назад, в деревне, после того, как местный пастушонок, оглядываясь, не видит ли кто, сообщил капитану, что, кажись, заметил ту самую беглую девк… даму, которую третий день ищут. К лесной заимке вроде как брела да спотыкалась, видать – вымоталась вся. Пастушка опросили подробнее, сунули в зубы пару серебрушек – награда знатная за десять слов – да пригрозили отобрать, если узнают, что соврал. Обговорили, как действовать: доходят без шума, смотрят, нет ли кого поблизости – вдруг у беглянки назначена встреча, хорошо бы повязать всех сразу! Не исключено, что будут выставлены часовые, ведь число сообщников неизвестно, поэтому – по сторонам поглядывать, зря не рисковать. А главное – брать всех живыми.