Тиль побледнел. Похоже менять цвет лица — это его новое любимое занятие. Родриго развернул ноутбук к нам. Да, вид сверху… Очаровательно… Тиль ошарашено пялился в монитор. Губы белее молока. Джейн опять скалится.
— Ты там на стрелочку нажимай, можешь полистать картинки, Тилли, — тянет эротично его имя. Машка, держи себя в руках! Это провокация. Держи себя в руках!
— Родриго, ну есть у тебя фотографии. И что? — вальяжно отозвалась я все так же по-немецки. — Ему 18. Он может трахаться с кем угодно, где угодно и когда угодно. Пару интервью в журналах, что Тиль нашел свою любовь, и проблемы больше нет. А тебя за распространение порнографии посадить могут. А то, что инет увидит его голую задницу, ну переживет как-нибудь.
— Нет, Машка, вот не ловишь ты фишки! — он махнул рукой и улыбнулся. — Я же не зря рассказал вам о том, что вся Европа ищет ответ на вопрос какой же ориентации твоя звезда. И потом, я не могу подставлять тебя под удар его фанаток, я тебя живой люблю. Зато у меня есть отличные ребята, которые за день-два сотрут тебя, Мари, с этих снимков. И поставят какого-нибудь смазливого паренька. А теперь представьте! Продать снимки в газеты. Подкинуть идеи с текстом… Тиль, твоя группа ведь собирает стадионы? Я читал, что во Франции на вас приперлось посмотреть полмиллиона французов…
— Да, эти фотографии и видео привлекут массу внимания к нашей группе. Черный PR — тоже PR, — хмыкнул Тиль безразлично.
— А я вот сомневаюсь, что они сослужат тебе добрую службу.
— Ты мерзок, — покачала я головой. — Какой же ты мерзкий.
— Все просто, Тиль Шенк. Я тебе диск и слово мужчины, что фотографии не увидят свет. А ты навсегда исчезаешь из жизни Машки. В противном случае твоя звездная карьера трагически утонет в гадких слухах и сплетнях.
— Наши адвокаты…
— Ой, вот только не надо меня пугать адвокатами, — отмахнулся Родриго. — Пока ваши адвокаты докажут, что это фотомонтаж. Пока выйдут опровержения… Важно здесь и сейчас, а ты мне рассказываешь про завтра. Завтра у тебя не будет. Или будет. Но без Машки. Без моей Машки.
— Мне кажется, ты забыл спросить меня, с кем я останусь.
— А ты, Ефремова, стоишь сто баксов, и потому твое мнение здесь никого не интересует. Твой обожаемый Тиль назначил тебе цену в сто баксов. Раз. Два. Три. Продано! Лот уходит к мистеру Гарсия.