Никто ведь не узнает. Нас никто не видит, и всё это останется только в моей памяти. И сомневаюсь, что Морган будет направо и налево рассказывать, для него я – всего лишь очередная девушка, и сколько их ещё будет. Он всё равно сделает то, что задумал, и… Мне было помимо всего прочего, очень интересно, что же это, если моя невинность останется нетронутой. А ещё, где-то в самой глубине души упрямо теплилась надежда, что вдруг… Ну, вдруг мне захотят помочь, если я расскажу свою историю…
Прикосновение ладоней к животу поверх тонкого батиста панталон вернуло в настоящее, и я поймала горящий неприкрытой страстью взгляд Моргана в зеркале.
- И что у нас тут? – выдохнул он, и в следующий момент пальцы нырнули в прорезь, заставив вздрогнуть и судорожно вздохнуть.
Господи, {там} до сих пор никто не касался, никогда. Так откровенно и бесстыдно, поглаживая гладкий холмик, избавленный от волос. И… я ничего не могла поделать, задохнувшись от волны горячих, пряных ощущений, оставшихся на языке привкусом корицы с шоколадом. Я замерла, часто дыша и прикрыв глаза, смущение не желало проходить, мешаясь с другими жаркими эмоциями, и не знала, чего хочется больше. Отпрянуть в попытке избежать прикосновения или… податься вперёд, позволив Моргану сделать то, что он хотел. И зеркало, оно отражало всё безжалостно и бесстрастно, и я видела сквозь ресницы. Мой яркий румянец, приоткрытые губы, беспомощный взгляд широко раскрытых глаз. Грудь с вызывающе торчащими, твёрдыми вершинками. Я выглядела растерянно и в то же время непристойно, и что-то было в этом зрелище полураздетой меня, с мужскими ладонями на моём теле, отчего дыхание учащалось, и становилось ещё жарче. Хотелось отвернуться, и в то же время я не могла отвести зачарованного взгляда, наблюдая, как вторая ладонь скользит вниз, оставив мою грудь, и стараясь не обращать внимания на кольнувшее разочарование.
- Такая гладенькая, ну надо же, - снова голос Моргана около уха, и… его пальцы отвели края батиста, открывая мягкие складочки, и я едва не охнула, потерявшись в замешательстве.
А он на этом не остановился, медленно погладил, отчего дрожь стала сильнее, и… раздвинул, обнажая нежную, розовую сердцевину, красноречиво влажную. И потом прикоснулся к самому сокровенному, слегка нажав.