«Только бы, только бы, только бы. Только бы никто ничего не узнал. Ничего-ничего, ничегошеньки!» – как мантру повторяла Маша.
Самый обычный день. И почему такой переполох? Несколько звонков от Эльзы и Агаты, а пропущенных от дорогого супруга не сосчитать. Он, кажется, сегодня в командировку собирался. Не поехал? С какой стати? Что же произошло? Управь, Господи!
Она открыла дверь своим ключом. И сразу наткнулась на огромные, словно корабли, белые летние туфли. Даже из коридора заметила широкое и крепкое бедро в белой льняной штанине. В зале на диване расположился Витольд. Нога за ногу. Любимая поза. Сколько лет, сколько зим. И принесла же его нелегкая именно сегодня…
Маша положила розы на край тумбы около зеркала и позвала:
– Эй, народ!
Одновременно из кухни показалась Эльза, из своей комнаты выглянул сын, а из гостиной выбежала Ева.
– Мамочка! А мы с папой книжку читаем! – доложила дочка и запрыгала вокруг, стараясь обнять. Соскучилась.
– Привет, мам!– протянул Ленька и ухмыльнулся.– Розы? Откуда?
– Подарили! В воду поставь!– огрызнулась Маша.
Сын хмыкнул, но к цветам даже не прикоснулся. Всем своим видом показывая: тебе надо, ты и занимайся.
Эльза забрала букет и скосила глаза в сторону комнаты, где восседал муж. Показала на пальцах. Три! Три часа уже прошло, как дорогой супруг сумел-таки найти домашний очаг. Маша задержалась у зеркала, поправила цветастое платье, привезенное мужем из Лондона, кажется в какой-то другой жизни. И зашла в гостиную.
А там гастролировал театр одного актера. Витольд Александрович Стрельников, дорогой супруг и отец ее детей, играл в постановке «Лучший отец семейства». Он сидел на диване с открытой детской книжкой на коленях, рядом примостилась Ева, обнимавшая нового пупса. Другой рукой дочка тыкала в потрепанную книжку и требовала прочесть еще раз полюбившийся стишок. Забавное зрелище!
Маша еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
– По какому разу читаете про муравьишку?– поинтересовалась, улыбаясь.
Витольд вздохнул и отдал книжку дочке.
– Я уже сбился со счету,– устало пробубнил он и добавил грозно: – Что-то ты поздно сегодня, не находишь?
– Тебе-то что? – фыркнула Маша, направляясь к себе.
Она отворила дверь в спальню, считавшуюся когда-то супружеской и два года назад внезапно превратившуюся в ее личную комнату. Гладкие коричневые шторы сменили легкие цветастые занавески, усеянные розами. Равно как и покрывало на огромной двуспальной кровати. В изголовье, уставленном многочисленными подушками, тоже царило розовое безумие. Витольд, войдя следом, мысленно поморщился. Комната ничем не напоминала о нем самом.