Сагромах, наблюдая, развеселился окончательно. Сгреб пасынка в захват. Гайер вскинул руку из-за спины положил на отцовскую руку, зная, что скинуть не получится.
- Никогда не ровняй свою мать с другими женщинами, Гайер.
Молодой тан Серебряного дома не отводил взгляд от матери. Воистину, достойно, но все еще – просто хороший боец… Однако, не это сейчас заняло все его мысли. Он похлопал рукой по спине отца, чтобы тот отпустил. Сагромах не упорствовал.
Гайер отряхнулся, мотнул головой, приходя в себя.
- Я хочу спросить, - уставился на тана, но тот пристально глядел на приближавшуюся Бану. Затем вдруг обернулся к сыну, посмотрел коротко:
- Не сейчас.
Гайер принял обеспокоенный вид. Сагромах осмотрел сына внимательней. Уже который день ходит сам не свой ведь. Видать, хочет поговорить о чем-то важном.
- После ужина, - пообещал Сагромах.
- Спасибо, - поблагодарил Гайер, но Сагромах уже переключился. Поднял брошенный Бансабирой плащ, чтобы укутать замерзающую женщину. Та, приблизившись качнула головой.
- Возьмешь меч?
Сагромах с теплом в глазах оскалился. Воистину, она заставляет его жить. Заставляет его быть молодым так, как может она одна.
***
За ужином Бансабира выдвинула предложение.
- Все знают, что завтра мы выдвигаемся в Гавань Теней. Большинство вопросов по нашему отбытию и предстоящей компании в Мирассе уже оговорено и решено, но у меня есть предложение.
Взгляды уставились на неё.
- Мы уже говорили, что участие Гайера в походе не обсуждается: это отличный боевой опыт и, сколь велика бы ни была опасность, ему пришло время войти в танскую силу.
За длинным столом танов в чертоге дома Маатхас представители трех танааров, включая сопровождающих Гайера из числа подданных Серебряного дома единодушно согласились. Прежде это вызывало немало споров: Гайеру всего пятнадцать, к неизбежности его наследования привыкли в Серебряном танааре отнюдь не сразу и не все. Тем не менее, привыкли, и сейчас рисковать его жизнью было опрометчиво на вкус многих. Но вместе с этим, нигде так не взрослеет человек, как в военном шатре. Нигде так не осознает силу верности и ценность человеческой жизни, нигде так не слышит голос сердца, который надо душить чаще, чем дышишь, и нигде так не чувствует вес своего слова.
Гайер от слов матери приосанился и расцвел. Действительно, разговоров об его участии в походе было много, и он был по-настоящему рад и горд, что родители сочли его достаточно взрослым. Его высокая мать ввязалась в Бойню Двенадцати Красок в пятнадцать лет, а, значит, он не может быть хуже. Он и так, кажется немного не успел, если верить тому, что бойцы Храма Даг начинают возглавлять отряды, отправленные на задания, в последние два года обучения, а, значит, его матери тогда было даже четырнадцать.