Напрасно. Лучше бы умерла...
— О-о-о, вот это добыча! Вот это кстати, а то у меня уже яйца сводит! — загоготал кто-то басом, его подхватили ещё несколько голосов.
Бронированный небрежно сбросил меня с плеча. Ушибла локоть, колено, поясницу, но поспешила сесть и оглядеться.
Всё же это были люди, но сейчас это открытие не обрадовало. Меня обступили мужчины, одетые разношёрстно, не в форму, но кажущиеся мне с пола одинаково огромными и массивными. И лица были одинаковыми; не чертами, их роднило общее для всех выражение — веселья и предвкушения, от которых меня замутило, а сердце заколотилось где-то в горле.
Я попыталась подняться. Один из них подошёл, обхватил лапищей мой затылок, набрав в горсть волосы, потянул. Пытаясь избежать боли, я последовала за его рукой, вынужденно поднялась на колени — а вот дальше меня поднимать не стали.
— Чур я первый её ротик пользую! — осклабился мне в лицо обладатель того самого баса. — Вот прямо сейчас и...
— Остынь и отпусти девку, — оборвал его кто-то. Я попыталась скосить взгляд, но кроме широкой плоской рожи баса ничего не смогла увидеть. — Кто и куда будет первым — капитан решит. Кроме того, ты же знаешь, старик не любит развлечений во время абордажа.
— Ну мы ведь ему не скажем? — хихикнул рядом ещё один голос — шакалий фальцет. — А девка цела останется. Почти...
— Сопля, а ты чего скалишься? Тебе-то по-любому ничего не обломится, — буркнул ещё кто-то.
— Короче, капитан как хочет, а я... — заговорил опять первый, но его оборвал новый участник беседы.
— Зур, руки убрал, — спокойно, негромко, уверенно.
— А тебе-то чего, Клякса? — огрызнулся бас. Сжал державшую меня ладонь крепче, так что у меня от боли выступили слёзы. — Ты же живыми бабами не интересуешься!
— Я сказал, руки убрал, — тем же тоном повторил Клякса, но уже, кажется, за спиной первого, Зура. — Иначе я решу твою проблему с яйцами один раз и навсегда.
Если бы я могла сейчас злорадствовать, я бы непременно это сделала: ухмылка сползла с лица баса, зрачки испуганно расширились, а выражение его морды стало обиженным, растерянным и очень напряжённым. Хватка быстро разжалась, и я сумела отшатнуться. Упала, опять ушибла копчик, но колени ослабли настолько, что я даже не попыталась подняться. От страха, от преждевременного, но пьянящего чувства облегчения, что неведомый Клякса подарил мне несколько минут передышки, что ещё немного я поживу... в своём уме. От одной мысли о возможном развитии событий без его вмешательства перед глазами собирались тёмные пятна, предваряющие обморок.