Внутрь я пробралась через слуховое окно, на которое ревнители покоя и праведности то ли забыли, то ли поленились поставить стража. Забавно: ламайский оплот Света оказался защищён куда слабей, чем комната магистра Роша, а ведь он тут временно. Видно, здешние братья считали, что Недреманное Око над входом само по себе достаточный заслон. И, по правде сказать, не слишком ошибались. Я бы ни за какие коврижки сюда не сунулась. Но две тысячи динариев слаще коврижек.
Первым делом прогулялась по инквизиторию сверху донизу. Заглянула через плечо полуночнику в синей рясе: он трудился над переводом "Диалогов о вечном" Святого Сервентина. Ещё трое братьев дрыхли в своих кельях: один — сильестранец, двое — цидьеринцы.
Не потому ли магистр Рош остановился в трактире, а не здесь, хотя наверху пустовали четыре кельи? Все знают, что цидьеринцы, дающие обет бедности, не ладят с женаранцами. Но Рош как страж Света мог заставить местных ходить перед ним на цырлах.
Может, дело в том, что ламайские покойники спят на жёстких топчанах под колючими одеялами, а наш бравый сыщик любит пуховые перинки?..
Гляди-ка, и стражники в караулке храпят в четыре ноздри. Вот что значит тихий городок. В сормасском Замке, небось, таких вольностей не допускают.
Но расслабляться не стоило: инквизиторий есть инквизиторий. Тут и там приходилось обходить старых, полувыдохшихся стражей, караульных крикунов и ревунов, магические запоры, охранные печати, обереги, развешанные где попало. Нужные документы я отыскала далеко за полночь. Ящик, в котором они хранились, запирали два механических замка и один колдовской — защита от смертных, но не от привидения, которому ничего не стоит проникнуть, скажем, через заднюю стенку. А из-за завесы Отражений можно читать бумаги в их призрачном образе, не тревожа оригиналы.
Шаг — и комната превратилась в чертёж зодчего, выполненный светящимися чернилами на чёрной бумаге. Архивные стеллажи, ящики, шкафы, столы и конторки состояли из разноцветных контуров.
Я брала листы из дела сормасского потрошителя и развешивала их в воздухе один за другим.
Вот портрет Анабеллы Мартен и справка о ней — копии бумаг из ларца Роша. Вместо листков со знаками древнефеддийской клинописи — словесные описания: "На руке выше локтя обнаружен глубокий порез длиной около трёх дюймов…" То же в протоколе осмотра тела Гораллия Роддайна, только у него повреждён живот, а не лоб. В деле Томаса Майси значилось просто: "Множественные порезы". Ещё один Томас. Брадобрей, который заплатил тёмной ведьме за разорение соседа-цирюльника, потом струсил и донёс на неё инквизиторам.