Дознаватель что-то говорил, люди поворачивались друг к другу, перешептывались, напоминая о рокоте моря, его темных беспокойных водах. А я смотрела только вперед, не отрывая взгляда слезящихся глаз от поднимавшегося над черепичными крышами солнца. День обещал быть ясным, и зимнее небо, прозрачно-голубое, расчерчивали тонкие вертикальные полосы дыма, поднимавшегося из многочисленных труб. Картина эта казалась мне безмятежно прекрасной, и от открывавшегося передо мной вида щемило сердце.
– И сегодня справедливость, наконец, восторжествует, – ворвался в мои мысли голос дознавателя. – Убийца будет предана огню, и ее тлетворная магия сгорит в пламени вместе с ней.
Толпа одобрительно загудела.
Палач с зажженным факелом в руке подошел к костру.
Солнце, яркое на безоблачном небе, равнодушно освещало площадь.
– Господин законник, а как же древний обычай? – раздался откуда-то из толпы громкий голос, показавшийся мне смутно знакомым.
Дознаватель, палач и я одновременно заскользили взглядами по головам людей, выискивая крикуна. Я заметила его первым, и все внутри сжалось от узнавания. Господин Кауфман, аптекарь, у которого я работала, стоял, глядя на законника прямо и строго. Отчасти я была счастлива увидеть здесь хоть одно знакомое лицо. Но с другой стороны мне бы не хотелось, чтобы добрый старик становился свидетелем моей казни.
– Как же обычай, господин законник? – повторил Кауфман. – Ежели найдется мужчина, желающий жениться на несчастной, приговоренной к смерти, и взять на себя полную ответственность за ее жизнь и дальнейшие действия, то казнь будет отменена.
Надежда, глупая и бессмысленная, вспыхнула в душе ярче костра, на мгновение согрев мое закоченевшее тело. И тут же угасла, столкнувшись с суровой реальностью. Кто же решится взять в жены четырежды вдову?
Дознаватель, наконец, увидел аптекаря, и губы его искривились в насмешливой улыбке.
– Все верно, уважаемый господин… Кауфман, верно? Аптекарь. Уж не хотите ли вы сказать, что сами готовы взять в жены свою бывшую помощницу? Да будет вам известно, двоеженство в нашей стране запрещено.
В толпе раздались редкие смешки. Аптекарь нахмурился, чуть смутившись, но не отвел взгляда.
– Хорошо, будь по-вашему, – произнес дознаватель. – Кто из вас, храбрецы, согласится жениться на этой женщине, осужденной за убийство четырех мужей? Есть ли желающие расстаться с жизнью, ощутив на себе смертельную хватку ментальной магии? Может быть, вы? Или вы? Может быть, вы, палач?