Атэ снова сглотнул, подбирая слова.
— Лени, — сказал он мягко, нарочно используя имя, которое не произносил со времён войны, — знаешь, чего я хочу?
Кален опустил пальцы ниже, пересекая стальной ошейник, и слегка коснулся ключицы узника. Того крупно трясло. Атэ не сомневался, он стал бы частью стены, если бы мог.
— Лени, — повторил Атэ почти нежно, вновь обращая на себя внимание.
Кален с трудом оторвал взгляд от мага и повернулся к Атэ. Теперь он коснулся кончиками пальцев виска гостя. Прикосновение было едва уловимым. В нём сквозила нежность отца, встретившего сына после долгой разлуки. Атэ понимал это как никто. Но он не забыл, как эти же нежные пальцы касались изорванной кожи пленника. Кален что-то говорил. Заставив себя сконцентрироваться, Атэ осознал, что некоторое время крупно дрожит. Он не стал преодолевать эту невольную реакцию — он видел, что если Кален и заметил что-то, то явно понял по-своему.
— … да, тебе я верю, — Атэ наконец разобрал слова.
— Ты оставишь меня с ним? — спросил Атэ внезапно осипшим голосом.
Лицо Калена осветила мимолётная печальная улыбка.
— Всё так же застенчив, — сказал он и потрепал коротко остриженные кудри Атэ, а после взял в ладони его кисть и вложил в дрожащие пальцы связку ключей.
— Разберёшься, — прошептал он, склонившись к самому уху гостя и неприятно скользнув губами по хрящику.
Затем быстро отстранился и прошёл к двери. Однако уже у самого выхода остановился, закрепил факел на стене и, помедлив секунду, бросил через плечо:
— Только не убивай его. Я к нему, — Кален усмехнулся, — привязался.