Сантэль вздрогнула, когда двери за их спинами закрылись. Ей показалось, что неумолимый, грозный взгляд богини впился в нее, читая ее душу. Она была уверена, что Хессель знает каждую ее крамольную мысль, каждое ее чувство. Сантэль с трудом сглотнула.
Между тем из-за их спин вышла еще одна младшая жрица их рода, у которой на поводках было трое рабов. Эта девушка была чуть старше той, что встретила их на пороге, но в ее глазах светилось столько прожитых лет, что Сантэль засомневалась: может, она не так уж и молода, как ей казалось. Но жриц не тревожили терзания бывшей королевы, они безжалостно отшвырнули поводки своих рабов, а затем пнули их, отправляя к стене, за спины родовых статуй. Мужчины послушно отползли прочь. Сами жрицы затянули гимн прославления предков и успокоения душ умерших. С каждым словом они приближались к агатовой чаше, что стояла на алтаре. Их тела начали извиваться в ритуальном танце, который сопровождался звоном серебра, нашитого на их одеяниях. Еще несколько шагов в танце, и они замерли перед алтарем, в руках старшей появился черный кинжал из цельного куска агата. Она полоснула им по подставленной руке младшей. Та раскрыла ладонь над жертвенной чашей. Крупные тяжелые капли крови с оглушающим звуком упали внутрь, раздалось шипение, словно чаша была горячей.
– Возьмите кровь нашу, пусть она станет для вас нашим даром. Пусть она принесет вам покой, а нашему роду успех и процветание, – нараспев произнесла старшая из жриц. – Даруй долгую жизнь тем, кто жив еще, и пусть покой станет вечным тем, кто ушел в чертоги твои.
Младшая жрица шагнула к брату и сестре из рода Гимер Вистар и коснулась их окровавленной ладонью, подвела к алтарю. Повинуясь какому-то непонятному порыву, они протянули руки ладонью вверх, подставляя под агатовое лезвие кинжала. Руки ожгло болью, на белой коже выступила кровь. Не сговариваясь, брат и сестра протянули руки, и кровь закапала в чашу. Раздалось шипение, над алтарем поплыл тонкий дымок. Сантэль и Стамиаль отступили от алтаря и пошли вдоль статуй, прикасаясь к каждой, оставляя на ней по капельке своей крови. Мрамор с жадностью впитывал эту кровь, принимая жертву живых потомков их рода. Жрицы запели гимн-молитву, с последним словом которой брат и сестра коснулись последних статуй и оказались перед открытыми дверьми.