– Ладно, Нерис, великая госпожа, пойду ловить своих грабителей и убийц, – улыбнулся мне напоследок подменыш и побежал по своим делам с прытью, которую сложно ожидать от человека, чей официальный возраст – сорок пять лет. Кому-то скоро придется менять тело или хотя бы менять манеру поведения.
Офис был украшен розовыми и красными сердечками и ленточками. Весь. Целиком. У меня даже в глазах рябило.
«Убить! Убить! Убить! Всех убить!»
Вообще, праздновать День всех влюбленных с таким размахом – неуважение к чувствам одиноких и откровенная издевка над теми, кто, как я, одинок в принципе без надежды на изменения в личной жизни. Черт, я даже в социальной сети не могла поставить статус «в активном поиске».
«Сломать! Разбить! Кровь! Кровь! Кровь!»
Праздничный кошмар со своей кабинки я содрала с превеликим удовольствием. Дух внутри подвывал от радости. Вообще, к красному цвету он относился хорошо, особенно, если речь шла о сочетании с черным, но красные сердечки и ленточки доводили мое внутреннее зло до состояния неконтролируемого бешенства.
Коллеги с опаской смотрели, как я очищаю свое рабочее место от того, что всем остальным приносит радость. Якобы приносит. Нэнси Уилкинс, которую неделю назад бросил жених, лила слезы над своей утренней чашкой кофе. Пользуясь расстроенными чувствами девушки, рядом с ней вился какой-то мелкий дух, верно, рассчитывал проскочить в тело, пока душа в расстройстве.
«Прочь!»
Да, я тоже предпочла бы остаться единственной одержимой в нашей развеселой конторе, так что нарушила одно из своих главных правил: не приближаться к людям и не разговаривать с ними без крайней на то необходимости.
– Нэнси, опять ревешь? – с ехидцей осведомилась я, бросив на духа злобный взгляд.
Тот словно бы уменьшился и заметался как одуревший от страха голубь. Боялись, конечно, не меня, а того, кто во мне. Овладевший мной дух был куда как сильней, злей и мог просто сожрать мелкого незадачливого сородича. Иногда он так и поступал, охотиться на духов я позволяла ему с легкой душой.
– Перестань издеваться! – всхлипнула страдалица.
На самом деле, издевалась над ней недобрая половина коллектива, так как Уилкинс страдала душевно, громко и прочувствовано, а у людей есть пределы терпения по отношению к чужому нытью.
Злой дух во мне раскатисто зарычал и уставился на мелкую шваль рядом с моей коллегой чрезвычайно плотоядно.