И вот, после таких трудных, бесконечных в своей текучести дней ожидания, она, наконец, вновь перешагнула порог кабинета профессора. Он, с сочувствием глядя на нее, привстал со своего места за большим, заваленным грудой бумаг столом. Его рука доброжелательно указала ей на удобное кресло для посетителей. Натянутая, как струна, от ощущения пугающей неизвестности Даша опустилась в него. Ее напряженные, с побелевшими костяшками пальцы судорожно вцепились в сумку.
– Да… – произнес профессор, напряженно вглядываясь ей в лицо. – Ваш случай уникальный, единственный в моей практике!.. Я могу устранить практически любую врожденную патологию, берусь за самые сложные случаи после травм или перенесенных болезней… Но, Ваш сын?..
Тут он перевел глаза на бумаги, лежащие перед ним, и продолжил, начав нервно перебирать их, явно пытаясь справиться с замешательством, отодвигать их в сторону. Наконец, вскинув глаза на Дашу, произнес:
– У вашего сына нет патологии… По крайней мере, я ее не нашел… Это физиологически. Анатомическое строение его глаза абсолютно правильное, соответствует норме. А то, что мальчик не видит, – это абсурд, дикость!.. Но… Он просто не хочет видеть!..
Услышав это нелепое заключение, Даша, рванувшись к столу, закричала:
– Этого просто не может быть! Вы шарлатан! Я найду на Вас управу! Обязательно найду…
Слезы душили ее, не давая договорить. Она выбежала вон из клиники и стремительно пошла вперед, не разбирая дороги. В ее голове, словно в цветном, выпуклом калейдоскопе, замелькали картинки того, как ей тогда казалось «счастливого прошлого», случившегося с ней более десяти лет назад.