- Извините, - пробормотала я, резко отпрянув от него.
- Ничего страшного, мне было даже приятно. В таком положении от вас не было никаких неприятностей.
- Да уж, - осталось только пробормотать мне.
Аэропорт встретил нас гулким шумом голосов, приглушенным ревом турбин самолетов, и женским голосом, извещавшим о вылете самолета в Москву. Олег Петрович, не глядя ни на что, целенаправленно двинулся только по ему известному направлению. Это был VIP-зал. Я не хотела показать своего удивления, но чувствую, что со стороны выглядела обалдевшей дурехой от роскоши зала, воскликнув, хоть и шепотом: «вау».
Олег Петрович посмотрел на меня снисходительно и протянул билеты подошедшей сотруднице зала.
- Будьте добры, переоформите билет Калининой на Ковалеву.
- Хорошо, - без раздумья, ответила та.
Последующие часы мне казались, что я попала в сказку. С нами обращались так, будто мы были членами королевской семьи. Нас чуть ли не под руку довели до самолета и усадили на наши места. Только усилием большой силы воли, я не вертела головой и молчала, а не несла чепуху, комментируя увиденное, особенно услуги обслуживающего персонала. А на Олега Петровича, мне даже было страшно взглянуть, он выглядел такой колоритной и значимой фигурой, что мне казалось, я до этого разговаривала со всем с другим человеком.
В итоге я всю дорогу молчала. Этим я, наверно, сильно удивила Шубина, потому что замечала на себе его скользящий изучающий взгляд, и иногда на его лице при этом мелькала кривая улыбка.
Рим встретил нас на мое удивление теплом. Это в середине октября ярко не по-осеннему светило солнце, так что через несколько минут, я почувствовала, что начинаю париться в своем пальто и в злополучных сапогах, у которых на одной молнии вместо собачки была канцелярская скрепка, скрытая брючиной.
- Переодеться бы, - были мои первые слова, произнесенные жалобным тоном. А как я могла еще сказать, чувствуя, как по спине ручейком стекает пот.
Олег Петрович снисходительно посмотрел на меня с высоты своего роста и хмыкнул. Еще бы, в отличие от меня он был в легком летнем плаще, и по тому же сезону туфли. Поэтому у меня тут же моментально пропало желание дальше с ним говорить. Поднявшись в аэродромный автобус, я стянула с себя пальто, и облегченно вздохнула, когда осталась в черном шелковом брючном костюме. Но ноги парились капитально, и было не удивительно, температура воздуха составляла двадцать два градуса по Цельсию. Оставалась надежда, что, получив багаж, найду время переодеться в туфли, которые предусмотрительно были уложены в чемодан.