Да он издевается?
Я его со злости за рукав деранул, да силу не рассчитал, а дедок, после вечерних посиделок у костра с корешами, совсем в рохлю превратился, чуть было носом в лужу не клюнул.
— Её блин забирай! Рыжую эту нахлебницу!
— Ты парень что, того уже? Совсем в край тронулся? Или просто решил над стариком поиздеваться? — покрутил пальцем у виска, вырываясь из одержимой хватки, — Нет там никого! Шутник, блин!
От злости я практически превратился в бешеного быка! Видать, старый ещё не до конца отрезвел. И это он меня ещё алкашом называет! А сам?? Сам-то до чего докатился?
Пулей в сарай заскочил, девчонку за шкирку схватил и вытолкал на воздух, не обращая внимания даже на то, что она несколько раз споткнулась, пока я её за собой следом тащил. Единственное на что обратил внимание… так это на то, что рука у неё была очень холодная. Ледяная. Как у живой арктической статуи.
Вчера я не особо успел рассмотреть незнакомку, но сейчас заметил, что у девчонки, вроде бы, рыжие волосы и большие зелёные глаза, а ещё очень нежная, хоть и холодная, кожа. Вообще, с таким-то слоем глины трудно разобраться человек это, или животное. Но волосы, скорей всего рыжие.
Незнакомка молчала, прикусив губу. Молчала и тряслась, как одержимая кем-то, или чем-то, или может считала, что я её на заклание тащу.
Наружу вытолкал, прямо перед самым носом Степаныча встряхнул хорошенько, чтобы тот поскорей прозрел и разглядел девку получше, аль угар глаза застилает.
— Ну! Вот же она! — с силой за шкирку телепаю, а оборванка мычит, шипит и в ответ начинает смело сопротивляться, пытаясь дотянуться до моей руки, чтобы впиться по самую кость своими обломанными коготками, «наманикюренными» грязью.
Старик с полминуты просто втыкает, разинув рот настолько широко, будто принял меня за прибывшего на землю гуманоида, а затем вдруг кривится без доли юмора:
— Мдааа уж, ну ты даёшь, малый! А я тебе говорил, что одиночество — похлеще водки, до добра не доведёт!
— Не понял?! — повышаю голос, — То есть ты правда не видишь девчонку?
Устало пожимает плечами:
— Разве что в своём больном воображении… Так, Влад, иди-ка ты отоспись, а потом поговорим, ладно? Нельзя вот так вот молодому и красивому парню свою жизнь гробить. Причём, без причины! — хлопает по плечу, а у самого в убитых жизнью глазах во всю печаль пританцовывает, — Больше не шути так со мной, если дело не срочное. Я по твоей милости больше часа по разбитым ухабам мчался.