— Если бы ты хотела примерить платье сама, то использовала бы слово "надеть". Но ты сказала: "Его нужно одеть"... — хрипло прошептал он, слишком медленно поднимая язычок замка вверх. Мои глаза закрылись сами, а руки сжались в кулаки. — Не думаю, что ты не знаешь этого правила, студентка.
— Я не подумала, когда говорила… — сорвалось с языка, а затем я задохнулась, ощутив прикосновение к голой спине. Мысли пропали из головы, а ладонь мужчины, поглаживая, продвигалась к бюстгальтеру.
— Нечаянно, говоришь? Нет... — раздалось совсем рядом с ухом, и застежка лифа распалась от его прикосновения. — Твое тело говорит за тебя. А мозги думают слишком много. И совсем не о том...
— Ха! Это говорит человек, который зарабатывает на жизнь "шевелением" извилин? — почти саркастично и спокойно спросила я. Почти… Потому что его рука залезла в высокий вырез спереди и выдернула наружу лиф без бретелек.
Мои глаза до сих пор были закрыты, но даже так стало ощутимо – что-то изменилось. Он резко надавил на мой живот, заставляя сделать шаг назад и упасть на мужчину. Пока одна ладонь плотно фиксировала тело, другая без разрешения, по-хозяйски накрыла грудь и обвела ее по кругу, очерчивая контур.
— Твои соски стоят и видны даже сквозь эту плотную ткань. Ты возбудилась... — констатировал он, а затем спустил руку с живота на внутреннюю часть бедра. Небольшой толчок, и я ощутила попой его возбужденный член под брюками. — Я могу взять тебя прямо тут. Перед зеркалом. Очень медленно... чтобы никто не услышал. Зато кончишь бурно и громко. Придется занять твой рот.
Я попыталась сосчитать до десяти и успокоиться – не вышло. Набрать полную грудь кислорода и прочистить мысли – не получалось. Все казалось странным… Притягательно-неприятным – вот самое точное определение!
— Тут холодно! — попыталась оправдаться я, но услышала лишь самодовольный смешок.
— Тогда почему твое тело обжигает, словно печка? — прошептал он так близко к уху, что губы задевали мочку. Мне не нашлось что ответить, а он медленно спускался вниз, зарываясь носом в изгиб шеи. Глубокий вдох, и его хватка как будто стала мягче, а голос надрывнее: — Настя... открой глаза... посмотри на меня...
— Нет… — попыталась противостоять я, но он снова перебил:
— Открой. Свои. Глаза! — с нажимом приказал Морган, но почему-то послышались в голосе нотки обреченности. В чем она выражалась? Мне этого не понять…