– Нечего прохлаждаться!
Даже вскрикнуть не успела – перед глазами пронёсся забор, кусочек вечернего неба, и я благополучно приземлилась в кучу песка.
О-о-о… Голова кружится, тела не чувствую…
– Эй, – в рёбра ткнулся нос ботинка, – ты не сдохла?
Нет, ну это вообще нормально?
– Не дождёшься, – чувствуя себя тряпкой, которой несколько часов подряд старательно драили полы, я села. – Что за фигня? Что это было?
Запоздало припомнила одну немаловажную деталь. А ведь никто не ругался на нас, не сигналил, не шарахался… Неужели мне почудилась эта бешеная гонка? Что такое, я начинаю сходить с ума?
Не дождавшись ответа, я развернулась к нему лицом и с чувством выкрикнула:
– Да кто ты вообще такой?!
Пижон сунул руки в карманы пальто.
– Тебе сейчас важнее знать не кто я, а кто ты. Тебе о чём-нибудь говорит слово «баньши»?
Он точно меня с ума сведёт.
– Я не слушаю радио и не знаю всех новомодных певиц.
Запрокинув голову, он вдруг глухо взвыл сквозь стиснутые зубы.
– Бестолочь. Придётся с тобой повозиться… А, чума английская! Смотри, что ты наделала! Из-за тебя я упустил перо!
– Сам лошара! – не осталась я в долгу.
– Дура безмозглая!
– Пошёл ты! Я сваливаю!
Шляпник надавил мне на плечи с такой силой, что мой бедный позвоночник едва ли не хрустнул. Казалось, ещё чуть-чуть, и меня здесь и сейчас прикопают прямо в песке.
– Никуда ты не свалишь, Лизбет. Ты теперь моя, – жарко зашептал он мне в ухо. – Моя баньши, поняла? Кончай истерить и поймай мне призрака!
– Пусти, больно же!
В следующую же секунду я ощутила сладостный вкус свободы, однако это не был жест милосердия: этот чудак просто вспомнил о пропавшем пёрышке.
– Ну где же оно, где… Чума английская…
Даже не отряхиваясь, я вскочила с места и чуть ли не в панике заозиралась, пытаясь найти выход. Никогда не была по эту сторону забора и всегда с равнодушием проходила мимо замороженной стройки. Чем это должно было в итоге стать, элитным жилым домом или бизнес-центром, мне было абсолютно всё равно. На заборе появлялись всё новые объявления и афиши, а долгострой оставался долгостроем. Уродливый неживой каркас с бесчисленными пустыми глазницами практически в центре города – натуральное позорище. А ещё тут какие-то бутылки, смятые пачки от чипсов, бычки... Раз сюда школьники лазают, значит, и я смогу вылезти. Уйти тем же путём, что и пришла не получится, я не Исинбаева.