Наутро нас вывели на площадь, где собралось все население Латри Ла. Граф обвинил нас в шарлатанстве, знахарстве и всех видах членовредительства и попросил определить меру наказания – избиение цепями до костей. Обычно после такой экзекуции наказуемый откидывал копыта, но официальной смертной казнью она не считалась. Судья, старая лысая сволочь, торопливо стукнул молотком по медной пластине, стремясь угодить сиятельству. Вот кого бы я четвертовал с превеликим удовольствием на пару с мерзавцем-графом!
Утром нас снова вывели на площадь, положили на лавки, и двое приставов принялись изо всех сил хлестать нас железными веригами. На пятом ударе я потерял сознание.
Очнулся в светлой чистой комнате, на мягкой кровати, с повязкой на спине. Оказалось, граф из соседнего имения, чью дочь я вылечил от смертельной хвори ударом по печени, прослышал о нашей беде и в последний момент успел остановить казнь и выкупить пленников. И мама, и я скоро поправились и остались на новом месте, тем паче, нам предложили бесплатное пропитание и жилье. Я стал личным лекарем очень влиятельного семейства, притом мне не запрещали помогать многочисленным посетителям, продолжавшим прибывать отовсюду.
В основном, у меня не случалось осечек, однако иногда я наотрез отказывался бить пациента, чего сам себе объяснить не мог, как и то, откуда знаю место целительного удара. Новый хозяин оказался на редкость просвещенным, мы часто разговаривали о смысле жизни, вере и религии, добре и зле, спорили, философствовали. Тот граф был не чета моему кобелю-папаше, он-то и объяснил мне, неразумному мальчишке, почему не удалось избавить незаконного родителя от импотенции. Эта болезнь – наказание Божье за развратную жизнь, и сам Создатель не хотел излечения. Те, кого я отказывался бить, или скоро умирали, или продолжали жить с недугом. Промысел Всевышнего. Так все и объяснялось.
Я уверовал в мудрость провидения. Но, сидя на одном месте, невозможно в полной мере служить Создателю. В двадцать лет я попрощался с мамой и упал в ноги хозяину, прося отпустить меня выполнять свое предназначение. Он понял, благословил и дал в дорогу еду и одежду. Начались долгие годы скитаний.
Ранее я не только никогда не произносил грубых слов, но и не держал в руках денег – их брала мама. Так было и позже. Ходил по городам и весям, лечил за пищу и кров, исцелял одним ударом и вразумлял тех, кому требовалась Вера.